Призовой Фонд шахматного матча Фишер — Спасский (1992 год) составил 5 миллионов долларов. Один из величайших физиков мира Поль Дирак не заработал столько за всю свою жизнь.
Теннисист И. Лендл к тридцати четырем годам заработал примерно 140 миллионов долларов. Этих денег НИИ физики Санкт-Петербургского университета хватило бы на тысячу лет.
Приведенные примеры показывают ненормальность положения, в котором оказалась наука. Средний заработок ученого в развитых странах чуть выше среднего заработка в промышленности (в России сейчас — гораздо ниже). Следствие — падение интереса у молодежи к фундаментальным наукам. Трудно точно оценить результаты этого, но можно не сомневаться, что они будут отрицательными. Сокращение финансирования научных исследований на Западе, ликвидация некоторых важных проектов породили разговоры о кризисе пока только в физике. Сказанное заставляет более внимательно взглянуть на положение науки в современном обществе.
Промышленное производство. Все современное производство основано на достижениях науки. Даже если отвлечься от наиболее наукоемких производств (компьютеры, телевидение, связь и т. п.), отрасли промышленности с большим стажем (транспорт, энергетика, металлургия, добыча полезных ископаемых и т. п.) немыслимы без современной науки. При этом фактически используются достижения науки лишь за последние триста лет, то есть начиная с И. Ньютона, заложившего основы точных знаний. Люди настолько привыкли к удобствам, доставляемым современными аппаратами, что едва ли многие задумывались о последствиях изъятия всего, что связано, скажем, с электричеством. Из жизни людей исчезло бы электрическое освещение, автомобили, самолеты, телефон, телеграф, телевизор, радио, вся электроника. Соответствующие машины, приборы, оборудование невозможны без теории электромагнитных явлений.
Сельское хозяйство. Без сельскохозяйственных наук, агробиологии, генетики невозможно прокормить человечество. Выведение высокоурожайных сортов зерна и высокопродуктивных пород скота неосуществимо без генетики. Но генетика немыслима без теории больших молекул, последняя же находится в компетенции квантовой химии, теоретической основой которой служит квантовая механика. Повышение урожайности (удобрения), сохранение урожая (борьба с вредителями) — все это базируется на достижениях биологии и химии.
Здравоохранение и медицина. Без биологических знаний и фундаментальной медицины (науки о человеке) нельзя обеспечить здоровье людей. Только благодаря науке практически исчезли такие опасные болезни, как оспа, чума, малярия. Даже если взять лишь двух ученых — Л. Пастера (прививки) и А. Флеминга (пенициллин), — только они спасли жизни миллионов людей. Современная индустрия лекарств немыслима без химии, современное медицинское оборудование невозможно без физических знаний.
Наука и войны. Создание новых типов оружия и совершенствование старых опирается на достижения физики, химии, биологии. Наука позволила создать самые страшные виды оружия, способные уничтожить человечество. Разумеется, такое оружие аморально (а какое не аморально?) и справедливо осуждается. В его появлении, однако, нельзя винить одну науку. Научные знания можно использовать и на благо людей, и во вред им. Это зависит не от уровня наших знаний, а от нравственного развития общества. Ученый отвечает за свой труд, но не за его последствия. Ответственность могла бы наступить лишь при умении достоверно предсказывать будущее. Но, во-первых, в фундаментальных науках это невозможно, во-вторых, то, что может быть открыто, все равно будет открыто. При нынешнем развитии науки появление потенциально опасных крупных открытий мало зависит от воли индивидуума. Кстати сказать, создание ядерного оружия (в общем-то чисто инженерное достижение) научило политиков сдержанности и, очевидно, способствовало предотвращению крупномасштабных конфликтов. Впрочем, уменьшив вероятность возникновения мировой войны, оно увеличило вероятность гибели цивилизации. Вывод: не только повседневная жизнь, но само существование человечества находится в прямой связи с уровнем фундаментальных знаний.
Важность науки для общества не требует особых доказательств, хотя вряд ли осознается всеми в полном объеме. Однако, может быть, сами ученые — скрытые бездельники, с задумчивым видом слоняющиеся по институтским коридорам и время от времени пописывающие статейки? Нет, не бездельники. Конкуренция в науке достаточно велика, бездельник не процветет (хотя кое-где и выживет). Уже подготовка специалистов средней квалификации (кандидатов наук) требует времени (вуз, аспирантура), большого труда и больших материальных затрат. Примерно десятая их часть защищает докторские диссертации, и лишь немногим, наиболее способным, это удается сделать к сорока годам.
Наука — это непрерывный труд. Если в промышленности рабочий день — восемь часов, то активно работающий ученый занят своими проблемами и в “рабочее”, и в “нерабочее” время. Наука — это непрерывное самообразование. В отличие от других специальностей, научный работник учится всю жизнь. Отстать очень легко, наверстать упущенное — почти невозможно.
Итак, в науке приходится много работать, и эта работа имеет первостепенную важность для человечества. Более того, она — уникальна. Можно ожидать, что исключительно важная, добросовестная работа хорошо оплачивается. Однако мы уже убедились, что это не так. Наиболее выдающиеся ученые могут надеяться получить один раз в жизни Нобелевскую премию (примерно 700 тысяч долларов) — высшее признание заслуг в науке. Между тем средние игроки баскетбольных клубов НБА зарабатывают столько менее чем за год, а самые ловкие из них получают “Нобелевскую премию” практически каждую неделю. Это — цинизм. Даже понимая всю важность для человечества умения лучших его представителей забрасывать мяч в корзину, невольно задаешься вопросом: почему разница в оплате столь велика? Ведь и от науки есть некоторая польза.
В США доллар, вложенный в прикладную науку, приносит 30 — 70 долларов. Лет полтораста тому назад работорговец рассчитывал лишь на 8 — 10 долларов прибыли. Вывод: наука служит колоссальным источником прибыли.
Конечно, у каждого ученого имеются возможности побочного заработка — совместительство (чтение лекций), оплачиваемые обзоры, книги. Но заработок от чтения лекций невелик и требует значительных затрат времени и энергии (обычно в ущерб основной работе). Оплата за обзорные или монографические статьи ничтожна (в лучшие времена у нас она составляла 150 рублей за авторский лист, за рубежом — порядка 50 — 100 долларов за лист). Что же касается книг, то у нас лет тридцать — сорок назад научная книга объемом 20 — 25 листов могла еще поправить материальное положение автора. Впрочем, в то время средний заработок ученого и так был заметно выше среднего заработка в стране. В последнее же время, для того чтобы опубликовать научную книгу, автор или институт сами должны платить издательству. За рубежом научная книга, монография тоже не может существенно улучшить финансовое положение исследователя. Поэтому даже крупные ученые вынуждены писать научно-популярные книги, да еще с оглядкой на требования рынка, ибо только бестселлер способен принести заметный доход. Научная же книга по своей природе не может быть бестселлером.
Падение престижа точных наук. Середина XX века прошла под знаком достижений точных наук, составивших эпоху не только в их истории, но ставших вехой и в истории человечества. Главным образом сказанное относится к физике (теория относительности и квантовая механика). Эти открытия плюс создание атомной бомбы произвели столь ошеломляющее впечатление на общество, что физики стали героями дня, а приток свежих сил в науку поддерживался энтузиазмом молодежи, захваченной масштабом свершившегося. Грандиозность открывшихся проблем служила сильнейшим раздражителем и бросала вызов молодому поколению.
Но проблемы попроще постепенно решались, проблемы посложнее оставались нерешенными, и интерес к точным наукам, в особенности к физике, начал затухать. Этому сильно способствовало “перепроизводство кадров”, стихийно сложившийся избыток средних профессионалов. Парадоксально, но огромные успехи точных наук стали причиной последовавшего вслед за этим относительного их кризиса. Отчасти это объясняется фантастическим развитием компьютерной промышленности, тесно связанным с достижениями математики и физики и способствовавшим оттоку “умов”.
Падение престижа фундаментальных наук. Одновременно происходило падение престижа и других фундаментальных наук (химии, биологии, геологии). Барометром служит отношение к ним молодежи, динамика числа заявлений, поданных на соответствующие факультеты. Причина очевидна: относительное уменьшение оплаты труда ученого.
Долгосрочные последствия. По-видимому, наибольшая опасность нынешнего отношения к науке заключается в тех последствиях, которые проявятся в будущем, в следующем поколении. Они могут оказаться тем более серьезными, чем менее заметны сейчас. Трудно точно предсказать эти последствия. Ясно одно: темпы развития науки замедлятся. Но замедление работ только по изучению СПИДа может обернуться десятками тысяч жертв. Примеров, когда следствием сегодняшней недооценки науки будет не смерть, а страдания миллионов людей, гораздо больше.
Труд ученого всегда оплачивался власть или деньги имущими. В прошлом веке социальный статус ученого был довольно высок. Развитие науки в значительной степени пошло по экстенсивному пути. Рост числа ученых привел к инфляции ученых степеней и званий и, как следствие, относительному уменьшению оплаты их труда. С другой стороны, выросла средняя заработная плата в промышленности, сельском хозяйстве. В результате они практически сравнялись.
Подлинное научное творчество “не терпит суеты”. В науке всегда ценились скромность и бескорыстие. Ученый открыто делится своими результатами со всеми, кто желает с ними ознакомиться. Корысть всегда осуждалась в научном сообществе. Всем этим, конечно, пользовались и пользуются те, для кого цель — прибыль.
Специфика научной деятельности. Наука оказывается в самом начале цепочки, связывающей открытие нового закона, явления, эффекта и появление нового аппарата, прибора, машины, построенных с их использованием. Между ученым и потребителем стоят изобретатель — инженер — промышленник. Ученый находится слишком далеко от потребителя. Его вклад трудно точно оценить и легко принизить.
Между открытием закона природы и его использованием в промышленности может пройти значительное время. Примеры привести нетрудно. Электричество изучалось в начале прошлого века, а его широкое применение началось только в этом. Уравнения Максвелла были открыты в середине минувшего столетия, а радио и радиосвязь начали применять только в начале нынешнего. Ученый может не дожить до того времени, когда его открытия начнут использоваться в промышленном производстве. Тогда платить как бы некому. Результатами труда ученого можно пользоваться бесплатно. Здесь источник прибыли. Именно поэтому бизнесмены так любят науку.
Отдельно следует сказать о математике. Точные науки используют в своих исследованиях математический аппарат, то есть математики стоят еще дальше от потребителя.
Эти отчасти “лирические” особенности научного творчества имеют, однако, вполне материальные последствия и напрямую связаны с такими серьезными дисциплинами, как политэкономия и юриспруденция. В самом деле, допустим, мы хотели бы защитить науку от эксплуатации и установить “справедливую” оплату труда. Примеры защиты интересов творческих работников хорошо известны. У изобретателей, артистов, композиторов, писателей есть права на результаты своего творчества (авторские права, гарантированные законом)[1]. У научного работника таких прав нет. Почему?
Уже поверхностное знакомство с проблемой показывает: фундаментальная наука — это уникальное явление, к которому неприменимы существующие юридические нормы и экономические критерии. Предположим, мы захотели бы в законодательном порядке закрепить за ученым право на “интеллектуальную собственность”. Немедленно обнаружились бы трудности, связанные с особенностью фундаментальной науки. “К интеллектуальной собственности везде в мире юристы (и действующие законы) относят только такие результаты творческой деятельности, на которые могут быть установлены и защищены исключительные права” (Рассохин В. П. “Основой быть не может”. — “Вопросы изобретательства”, 1991, № 1, стр. 48). Формулировка предполагает, во-первых, наличие автора (или владельца прав), во-вторых, исключительный характер этих прав. Последнее означает, что использование интеллектуальной собственности допустимо лишь с разрешения ее владельца. При этом подразумевается наличие принципиальной возможности защитить подобные права законом. А как обстоят дела в науке?
Прежде всего фундаментальная наука не может быть закрытой по своей природе. Все результаты публикуются в открытой печати и доступны любому, кто пожелает ими воспользоваться. Единственная привилегия автора — его приоритет, а предел его желаний — ссылка на работу в публикациях коллег.
Далее крупные открытия обычно делаются несколькими авторами, нередко из разных институтов и даже разных стран, так что установить авторство бывает мудрено — каждый внес что-то свое.
Наконец, очень крупные (а следовательно, и очень важные) открытия нередко требуют усилий нескольких поколений. Событие (открытие) в фундаментальных науках оказывается протяженным не только в пространстве, но и во времени.
Ясно, что существующие способы защиты авторских прав здесь неприменимы.
К проблеме платы за труд в науке можно подойти с другой стороны — экономической. Подсчитать прибыль от коммерческой реализации фундаментального открытия, вычесть затраты на содержание науки, налоги и т. п., а остаток отдать авторам в качестве вознаграждения. Увы, оценка экономической эффективности даже прикладной науки — дело крайне сложное, оценка же фундаментальной науки практически неосуществима. Тут существенна уже упоминавшаяся черта — неопределенность временнуго интервала между открытием и его применением. Практическое применение открытия может произойти через несколько лет, а иногда — через несколько десятилетий. Как в таком случае рассчитывать ожидаемую прибыль инвестору? И может ли он надеяться на получение ее при жизни?
Итак, наука — крайне твердый орешек, который пока не удалось разгрызть ни юристам, ни экономистам.
Финансирование науки до сих пор велось на основании каких угодно соображений (военных, престижных, здравого смысла и т. д.), кроме научных, то есть основанных на точных знаниях. Такой подход был терпим, пока издержки на науку составляли скромный процент общегосударственных затрат. Между тем число ученых растет, фундаментальные знания обходятся все дороже, а расходы на крупные научные проекты становятся ощутимыми даже в бюджетах сверхдержав. Примером может служить драматическая судьба “Суперколлайдера” (гигантского ускорителя протонов стоимостью около 11 миллиардов долларов), строительство которого было начато в США. Завершение проекта (уже готового на 20 процентов) позволило бы сделать громадный шаг в изучении микромира. Однако в октябре 1994 года его финансирование было прекращено, проект ликвидирован. Это решение повергло физиков в шок и создало беспрецедентную ситуацию в науке. Пока теория и эксперимент шагали рука об руку, успех был гарантирован. Теория всегда проверялась на эксперименте, а эксперимент был немыслим без теоретического обеспечения. Внешние силы грубо вмешались в логику развития науки. Возникают серьезные вопросы: не слишком ли многого требует наука, не слишком ли дорого она обходится налогоплательщикам и какова ее дальнейшая судьба?
Вплоть до последнего времени возможности эксперимента ограничивались (в основном) уровнем наших знаний и уровнем развития техники. Впервые, пожалуй, чисто научная проблема, касающаяся всего человечества, оказалась под ударом по финансовым соображениям. И, увы, не только финансовым — здесь же впервые явно проявились элементы “внутривидовой борьбы” — против проекта яростно возражали представители других наук (феномен “перетягивания одеяла”).
По этому поводу можно заметить следующее.
Во-первых, этот прецедент показывает, как важно иметь критерии (хотя бы приближенные) экономической эффективности науки. Наука не может успешно работать с протянутой рукой, ученых нельзя превращать в попрошаек — они этого не заслужили.
Во-вторых, речь-то, по существу, идет о пустяковой сумме. Эти 11 миллиардов распределяются почти на десять лет, то есть на каждого жителя США пришлось бы примерно по 4 доллара в год! Но даже эти “ну очень смешные” деньги в основном пошли бы не на науку (доля ученых составила бы 1 — 3 процента), они достались бы промышленности, строителям, инженерам и т. д.
Принятое решение оправдано лишь с одной точки зрения. Фундаментальная наука интернациональна, подобные проекты носят глобальный характер. В них так или иначе заинтересованы ученые всех развитых стран, поэтому такие проекты должны быть международными, финансироваться всеми индустриальными государствами.
Фундаментальная наука как глобальное явление серьезно пока не изучалась. Речь идет не только о ее сегодняшнем состоянии, но и о перспективах развития, то есть о всесторонней ревизии науки на пороге третьего тысячелетия. Важность этой задачи может сравниться только с ее трудностью. Такое под силу лишь крупным международным организациям (например, ЮНЕСКО) или специальным международным проектам.
Более скромная, но не менее важная задача — изучение вопроса об интеллектуальной собственности в фундаментальной науке и оценка экономической эффективности фундаментальных исследований.
До решения проблем экономической эффективности фундаментальных исследований представляется естественным платить науке не за предполагаемое использование открытий в будущем, а за ее достижения в прошлом, которые применяются в настоящем. Даже весьма скромная плата, скажем, 0,5 процента от стоимости наукоемких товаров и услуг (транспорт, телекоммуникации и т. п.), в целом по планете составит значительную сумму — порядка 50 миллиардов долларов в год. Эти деньги, отчисляемые во Всемирный научный фонд (частичное вознаграждение за труд), помогли бы науке справиться с ее внутренними проблемами и окупились бы сторицей. При распределении их по странам на долю России пришлось бы около пяти миллиардов долларов, оценивая ее вклад в мировую науку хотя бы по числу публикаций. (Для сравнения: продажа алмазов дает около одного миллиарда...)
* * *
Проблемы, стоящие ныне перед мировой наукой, — это еще не кризис. Жестокий кризис переживает наука России (и стран СНГ). Здесь необходимо хотя бы восстановить финансирование и льготы, существовавшие в период после второй мировой войны (зарплата, отпуска, жилье и т. п.). Когда профессор зарабатывает меньше, чем дворник, — это позор для нации. Наука — живой организм, необычный организм, который не с чем сравнить, разве что с человечеством в целом. И судить о нем только с точки зрения “здравого смысла” — нелепо и опасно. В живой природе, когда организм испытывает недостаток пищи, в первую очередь расходуются излишки (жир), затем мышцы; когда умирают нервные клетки — организм погибает.
Л. ПРОХОРОВ.
Санкт-Петербург.
[1] Можно сослаться на следующие международные соглашения: Парижская конвенция по охране промышленной собственности (30 марта 1883 года, пересмотрена 14 июля 1967 года в Стокгольме), Всемирная (Женевская) конвенция об авторском праве (сентябрь 1952 года), Бернская конвенция по охране литературных и художественных произведений (Парижская редакция — 1971 год).