МАРГАРИТА ДЕНИСОВА. Без гнева и пристрастия. Стихи. Брянск. Издательство «Придесенье». 1996. 173 стр.
МАРГАРИТА ДЕНИСОВА. Откровение. Стихи. Барнаул. Библиотека журнала «Встреча». АО «Полиграфист». 1993. 32 стр.
Кроме вынесенного автором в название новой книги и способного вызвать недоумение известного изречения (слово о любви — а Денисова пишет только «про это» — может ли быть произнесено без гнева и пристрастия?) поэтесса дает в эпиграфе и иную подсказку, тоже с латинского: «Я сказал и облегчил тем душу».
Чту сказал? — ударение здесь падает на первую часть высказывания. Видимо, очень важное для автора — трудное и наболевшее, — только так можно облегчить душу. Но высказанное слово должно быть и твердым, художественно прочным — только так можно избежать дурной эмпиричности и дешевой банальности «поплакать в жилетку». Эти два условия соблюдены Денисовой — она пишет историю своей любви, постоянно ощущая романное ее течение. Отдельные стихотворения лирических циклов движутся как главы внутреннего сюжета чувства. Маргарита Денисова говорит языком вещи, детали, извлекая из нее неожиданные психологические смыслы, когда, скажем, «знак перемирия» в отношениях любящих ведет себя непредусмотренным образом: брошь «платье мое уколола пребольно. Платье поежилось даже невольно, внешне предчувствуя ложь».
Или — языком природы, придавая особое значение «искусству слушать дождь», искусству тонких неизреченных состояний, где в роли учителя нередко выступает богатая интуицией женская душа: «Закройте неживой дневник. Я научу Вас слушать дождь».
Или языком чисел, дней, недель — той арифметики любви, что перерастает в сложную алгебру человеческих отношений между мужчиной и женщиной, как это происходит «второпях» в одноименном стихотворении:
Мы решили обмануть себя,
Называя ласково друг друга,
Не заметив, что сменила вьюга
Три протяжных месяца дождя.
А когда нагрянула беда,
Мы решили все начать сначала,
Но судьба уже нас развенчала —
Рано утром, в среду, навсегда.
Все это уже было, было, и гораздо лучше, хотя бы и у Ахматовой, — подумает иной читатель. И будет прав, но отчасти. Прав — в том смысле, который провидел Николай Гумилев: «Ахматова захватила чуть ли не всю сферу женских переживаний, и каждой современной поэтессе, чтобы найти себя, надо пройти через ее творчество». Но имя Ахматовой вспоминается и по другому — не менее важному — случаю. В свое время Андрей Платонов обратил особое внимание читателя и критики на ахматовские строки:
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко.
И сказал мне: «Не стой на ветру», —
и прокомментировал его следующим образом: «Вопль любящей женщины заглушается пошлым бесчеловечием любимого; убивая, он заботится о ее здоровье: «не стой на ветру». Это образец того, как интимное человеческое, обычное в сущности, превращается в факт трагической поэзии. В лице персонажа «любимого» в стихотворении присутствует распространенный, «мировой» житель, столь часто испытующий сердце женщины своей «мужественной» беспощадностью, сохраняя при этом вежливую рассудочность».
Можно сказать, что к концу XX века «мужественная беспощадность» любимого, «испытующего» сердце женщины, так возросла, что моральный ущерб несоизмерим с понятиями ахматовского времени.
Поэзия Маргариты Денисовой помогает нам уловить в сознании этот сдвиг, понять, что интимное, человеческое, обычное, в сущности, давно уже превратилось в трагический факт нашего бытия.
Но не поэзии в целом.
В мире мужской поэзии (приходится пойти на это искусственное разделение, чтобы подчеркнуть серьезность проблемы) мы не найдем даже отзвука этих трагедий, происходящих в личностном мире между мужчиной и женщиной, — даже эха меж голосом и звуком. Одна сторона мучится «попыткой говорить» (как это происходит в одноименном стихотворении), другая — «замкнула слух»:
Пусть будет все — как я хочу.
Слова безумные шепчу.
Слова густые, как песок,
Который под дождем намок.
........................
И, вроде, все — как я хочу.
Слова бездумные шепчу,
Но, раздробясь о глухоту,
Слова стекают в пустоту.
Драматургия таких сцен, с бесстрастными зеркалами, дождями и уменьшившимся небом, отражающими ложь, пустоту, игру в человеческих отношениях мужчины и женщины, — «смеялась голосом чужим, а утром, жизнь изображая, пила горячий кофе с ним, его руками ночь листая», — психологически точно разработана Денисовой.
Ничего не происходит. И в этом тоже трагедия любящей и страдающей женщины: «Не уходите! Я умру без Вас! Как жалок мир. Я до сих пор — жива».
Книга Маргариты Денисовой, написанная объективно-точно о «субъективно-неточном», личном, заставляет нас задуматься — «с гневом и пристрастием» — о слишком важных вещах, взывающих к совести и пониманию.
Инна РОСТОВЦЕВА.