Этот опасный мирный атом

Минатом России расценивает свою деятельность как исключительно успешную и важную для страны. По заявлению министра В. Михайлова, в 1996 году продажа технологий, оборудования и услуг принесли Минатому 2,1 млрд. долларов. Однако похоже, что эта внешнеторговая победа — пиррова, поскольку России придется расплачиваться за доходы этого суперведомства гораздо большими затратами.

Сначала некоторые факты. В 1993 году Минатом в соответствии с заключенным соглашением с Китаем о сотрудничестве в области атомной энергии впервые продает за рубеж свою уникальную и крайне эффективную (газо-диффузную, или “вертушечную”) технологию обогащения урана и постоянно посылает туда немало своих специалистов. Объем сделки — около 4 млрд. долларов.

В 1995 году Минатом подписывает соглашение с Ираном о завершении строительства крупнейшей в Азии АЭС в Бушере. Несколько лет назад Германия прекратила это строительство, так как Иран пытался использовать эту АЭС для создания собственного ядерного оружия. Тогда же, в 1995 году, Минатом договаривается о помощи Ирану в разведке его урановых месторождений, поставке новейшей технологии обогащения урана и обучении в России большого числа иранских специалистов. Сведения об этом попадают в печать, и Президент России, предчувствуя далеко идущие ядерные планы Ирана, ограничивает эту сделку. Общий ее объем — после вычета “военной компоненты” — остается, по-видимому, около 2 млрд. долларов.

Суммарно все эти сделки приносят Минатому крупные доходы. Деньги позволяют ему поддерживать свою инфраструктуру в практически неизменном виде: многие десятки научно-исследовательских институтов и КБ, десяток атомоградов. Это хорошо для ведомства, но это — только одна сторона проблемы.

Благодаря секретным российским технологиям и оборудованию Китай в обозримом будущем сможет резко ускорить накопление делящихся материалов, пригодных для создания ядерного оружия. На недоуменные вопросы обеспокоенных граждан, как это Минатом решился на продажу сверхсекретной “вертушечной” технологии, которой нет равной в мире по эффективности обогащения урана, Минатом отвечает, что разобрать и скопировать “вертушки” китайцы не смогут. Китайцы — не смогут? Если у нашего великого соседа вместо 350 ядерных зарядов через несколько лет с помощью Минатома появится тысяча, то Россию такое развитие события вряд ли обрадует. И вряд ли облегчит положение оговоренная в Распоряжении Правительства от 11 июня 1993 года № 1025-р “конфиденциальность информации”. Такого рода документ показывает, что Минатом хорошо понимает, насколько взрывоопасной является передаваемая им информация о ядерных технологиях. Несмотря на это, он в погоне за длинным рублем пошел на такую передачу. Невозможно представить, чтобы внешнеполитическим специалистам Минатома не было уже тогда известно о тесных ядерно-ракетных связях Китая с Пакистаном и другими нестабильными режимами в Азии.

Атомное ведомство утверждает, что подписанные им соглашения с Ираном по строительству АЭС совершенно безобидны: во-первых, говорят его специалисты, мы будем строить реакторы, которые нельзя использовать для наработки урана и плутония “оружейного качества”, и, во-вторых, в силу того, что заключенные соглашения предусматривают контроль со стороны Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). К сожалению, оба эти аргумента недостаточно серьезны.

Никаких принципиальных различий между плутонием и ураном “оружейного” и “неоружейного” качества нет. В любом реакторе нарабатывается плутоний: один килограмм отработавшего ядерного топлива (ОЯТ) содержит до 10 граммов плутония и 950 граммов урана. Напомню, что в реактор АЭС загружается несколько десятков тонн топлива, которое через три года обычно полностью обновляется. Для производства атомного взрывного устройства требуется около 3 килограммов плутония и 8 килограммов урана.

Несостоятелен и аргумент об эффективности контроля МАГАТЭ за нераспространением ядерного оружия. Несмотря на контроль этой международной организации, ядерное оружие создано по крайней мере в Израиле, Пакистане, Индии, ЮАР, Северной Корее. Не МАГАТЭ способствовало замораживанию программ ядерного вооружения Швеции, Южной Кореи, Тайваня, Аргентины, Бразилии и Ирака. Оно не способно остановить распространение ядерного оружия, ибо по своему уставу призвано распространять ядерные технологии. А как сказано выше, это распространение неизбежно облегчает возможность создания ядерного оружия. Неэффективность МАГАТЭ в области нераспространения признает и Россия: в 1996 году при подписании Договора о всеобъемлющем прекращении ядерных испытаний РФ согласилась с созданием отдельного от МАГАТЭ специального секретариата по проверке выполнения положений этого договора (хотя МАГАТЭ отчаянно добивалось роли такого органа).

К сказанному выше добавлю, что даже если бы строящиеся нами АЭС нельзя было использовать для производства делящихся материалов, пригодных для создания атомной бомбы, уже само по себе распространение среди иранских специалистов технологических знаний в области ядерных процессов явится для Ирана прорывом в деле создания атомного оружия. Выгодно ли России иметь вблизи своих южных границ, в одном из самых политически нестабильных регионов мира, новую ядерную державу с весьма непредсказуемой внешней политикой? Не проклянут ли наши дети и внуки тот январский день 1995 года, когда было подписано соглашение о строительстве Россией АЭС в Иране?

Кстати, опыт помощи в создании ядерных боеприпасов другими странами у Минатома уже есть. На основе построенных Минсредмашем СССР (предшественником Минатома России) в Северной Корее исследовательских атомных установок, а также научно-технического сотрудничества наших стран в области атомной энергетики эта страна смогла тайно создать собственные ядерные взрывные устройства и оказалась первой страной, открыто использовавшей в международных отношениях ядерный шантаж. Похоже, что та же история может повториться и с Ливией.

Нет сомнения, что из-за политики Минатома России придется усиливать южные рубежи и средства противовоздушной обороны. И это обойдется стране во много раз дороже, чем несколько миллиардов долларов, полученных сегодня атомным ведомством. Поскольку в профессионализме работникам Минатома не откажешь, закрадывается подозрение: не рассчитывают ли эти стратеги, что таким образом можно будет вернуться к гонке вооружений, когда несчетные миллиарды текли в их НИИ, КБ, ОКП и ПО, обеспечивая полную свободу научного поиска в разработке средств массового уничтожения?

Издевательскими звучат утверждения Минатома, что во внешней политике им делается все для обеспечения ядерной и радиационной безопасности России. Вот подготовленное Минатомом Положение о порядке экспорта ядерных материалов, оборудования и соответствующих технологий (Постановление Правительства РФ № 574 от 8 мая 1996 года). По этому Положению ядерный экспорт России осуществляется “при наличии заверений со стороны компетентных государственных органов этих стран, что полученные предметы ядерного экспорта... не будут использоваться для производства ядерного оружия и других ядерных взрывных устройств”. Напомню о недавно вскрывшемся факте закупки Ираком ядерного топлива для АЭС с целью выделения урана для создания собственной атомной бомбы. Не могли же специалисты Минатома не понимать, что поставка урановых топливных стержней в страну, где АЭС еще не построена, означает угрозу ядерного вооружения? Знали, понимали и... поставляли.

Минатом опасен для России еще и потому, что он является государством в государстве. Эта могучая империя на протяжении более полувека воспитывает своих подданных на основе специфической морали и нравственности, где главный принцип — “то, что хорошо для Минатома, хорошо для России”. Поэтому она не считает для себя зазорным обманывать кого угодно — лишь бы добиться нужного результата. Вот лишь несколько примеров такого заведомого искажения фактов (а попросту говоря — вранья).

Безопасность реактора типа РБМК (того, что взорвался в Чернобыле) “обеспечивается во всех режимах работы и состояниях, а также при любых возможных аварийных ситуациях в технологическом контуре”, писали “атомные” конструкторы за несколько лет до Чернобыля и после страшной аварии на Ленинградской АЭС в 1979 году. Уже стало привычным официальное вранье Минатома при обосновании необходимости строительства новых АЭС. Технико-экономическое обоснование строительства Дальневосточной АЭС (1995 год) содержит ложные данные как о дефиците электроэнергии в регионе, так и о возможностях иных, неатомных, решений (газ, уголь, приливная Тугурская станция). В обосновании строительства нового Сосновоборского ядерного центра вблизи Санкт-Петербурга также содержится необъективный анализ: миллионы тонн нефтепродуктов ежегодно транспортируются через этот регион, а строящийся новый нефтеналивной порт в бухте Батарейной находится меньше чем в двадцати километрах от строящейся АЭС!

Принятое в августе 1997 года постановление Правительства России, подготовленное по заданию атомщиков, о строительстве нового блока на Белоярской АЭС также основано на неверных фактах. Губернаторы Тюменской области и Ханты-Мансийского национального округа писали по этому поводу: “Тюменская энергосистема в последние двадцать лет развивалась исходя из энергетических балансов Урала и Тюмени, создана надежная энергетическая связь, позволяющая передать из избыточной Тюменской энергосистемы в дефицитные районы Урала до 20 млрд. кВт· ч электрической энергии...”

А вот что говорил министр в 1995 году относительно переработки на территории России западных радиоактивных отходов: “...никаких отходов мы не привозим, кроме тех, что образуются на АЭС, которые были с нашей помощью построены за рубежом, в странах Восточной Европы и Финляндии. Ничего другого Минатом не завозил, не завозит и не собирается завозить. Никаких контрактов, переговоров на эту тему ни с одной зарубежной фирмой Минатом не проводил. Это домыслы...” Хорошо бы так, однако есть документы, показывающие, что такие переговоры велись и со Швейцарией, и с Тайванем, и с целым рядом других стран. Более того, когда министр убеждал нас в том, что Минатом даже не собирается завозить радиоактивную грязь из других стран, по его поручению готовился Указ Президента № 72 (1996), разрешающий принимать на переработку ОЯТ из любых стран. Потребовалось специальное решение Верховного суда России, чтобы признать незаконными и недействительными эти положения Указа.

Вспоминаю свое выступление на заседании Правительства в 1996 году при обсуждении проекта концепции устойчивого развития России. Тогда министр оборвал меня заявлением о том, что в Минатоме с устойчивым развитием все в порядке, и особенно хорошо там здоровье работающих. Не устает он это же повторять и в своих публичных выступлениях. Недавно на пресс-конференции в Ростове-на-Дону, добиваясь от местных властей открытия законсервированной Ростовской АЭС, он заявил, что у работников Минатома онкозаболевания в два раза ниже, чем в других отраслях. А вот что происходит на самом деле: “В структуре профессиональной заболеваемости работников системы Министерства Российской Федерации по атомной энергии 58 процентов занимают болезни, вызванные воздействием радиоактивных веществ. За последние 5 лет рост заболеваемости злокачественными новообразованиями среди работников, занятых на отдельных предприятиях Министерства Российской Федерации по атомной энергии, составил 28 процентов... (это превышает темпы роста по России)... Распространенность врожденных аномалий среди детей в возрасте 14 лет, проживающих в ЗАТО (атомоградах. — А. Я.), вдвое превышает показатель по России” (из Постановления Правительства № 171 от 22 февраля 1997 года).

Есть и более свежие примеры. Только через полмесяца (!) руководство Научно-исследовательского института атомных реакторов (Димитровград, Ульяновская область) призналось о происшедшем в ночь с 25 на 26 июля 1997 года аварийном выбросе йода-131 (в пятнадцать — двадцать раз больше нормативов). Хорошо, что об этом узнал, по-видимому, Президент России, досрочно покинувший санаторий “Волжский утес”, в сторону которого ушел этот радиоактивный выброс. Кстати, американские АЭС за задержку сообщения о малейшем инциденте всего на час (!) платят штрафы в десятки тысяч долларов. Или другой случай. Приказом № 79 от 10 февраля 1997 года руководитель ремонтной бригады Ленинградской АЭС отстранен на год от работ, связанных с радиацией, в связи с переоблучением. Все шесть членов бригады получили эквивалентные дозы, в десять раз превышающие допустимые. А руководитель Минатома заявляет, что за последние десять лет (!) на российских атомных станциях не было зафиксировано сверхнормативных облучений. Конечно, если скрывать происходящие аварии на АЭС, как это, оказывается, широко практикуется в России и после Чернобыля, то Минатому можно гордо заявлять (как он делает в последнее время), что наши АЭС входят вместе с германскими и японскими в тройку самых безопасных.

В результате постоянного искажения фактов у Минатома оказывается как бы множество разных лиц, существующих вместе и одновременно. Побывал министр в США, подписал письмо, в котором черным по белому говорится о том, что Россия готова прекратить переработку отработавшего ядерного топлива со всех своих атомных реакторов. Когда я рассказываю об этом нашим атомщикам, они недоверчиво улыбаются и пожимают плечами. Есть от чего: в России наш министр, как уже отмечалось выше, предпринимает титанические усилия совсем в другом направлении! Он отчаянно ратует за то, чтобы открыть замороженное в 1989 году колоссальное производство по переработке ОЯТ под Красноярском — печально знаменитый завод РТ-2... На пресс-конференции в Ростове 6 октября 1997 года В. Михайлов клеймит Запад за то, что тот стремится затормозить развитие атомной энергетики России. А через пару недель в Москве с гордостью сообщает, что западные инвесторы вложили в развитие атомной энергетики России сотни миллионов долларов.

Минатом лжет и по мелочам. В конце 1996 года прошел региональный референдум по поводу завершения строительства Костромской АЭС. Как известно, 87 процентов принявших участие в референдуме сказали “нет” планам атомщиков. Сразу после этого Минатом делает специальное заявление: “ни в настоящее время, ни в обозримом будущем строительство не будет возобновлено”, а поэтому, дескать, “референдум не имел смысла”. Неправда! Росэнергоатом 16 октября 1997 года издал Указание № 143-ук, в котором, в частности, говорится: “Учитывая заинтересованность концерна в результате данного референдума... разработать и утвердить в Администрации Костромской области и Минатоме России план мероприятий по работе с руководством и населением Костромской области...” Были и специальные ведомственные приказы, говорящие о важности предстоящего референдума, и рабочие совещания, в том числе с местной администрацией, выделялись немалые деньги на работу со средствами массовой информации.

Я встречался с сотнями атомщиков в Москве, на АЭС, в атомоградах, со многими из них — в добрых отношениях. И для меня долгое время оставалось загадкой, как умные, талантливые и интеллигентные люди могут так беззастенчиво врать. Потом я понял, что у этих “детей Минатома” другая, атомоцентрическая, мораль: развитие атомных технологий всегда хорошо для общества. Мне хочется сказать этим людям: расскажите честно о проблемах отрасли, признайте свои ошибки — и общество поможет вам найти достойное применение вашим головам и рукам. Например, согласитесь на перепрофилирование стареющих АЭС на традиционные виды топлива. Это сохранит ваши рабочие места, даст России прибыль порядка двух миллиардов долларов в год уже через два года, а главное, сделает нашу страну более безопасной и для россиян, и для всего мира.

Недавно Международный суд в Гааге после долгих разбирательств признал атомное оружие не соответствующим нормам международного права. Конечно, ядерный арсенал придется еще долго поддерживать, обеспечивая безопасность России. И все-таки, убежден, в будущем придется искать и находить принципиально иные энергетические ресурсы.