Между делом

         *   *
           *

Смиренный Агнец отворил печать.
Но понемногу перемены
мы перестали замечать.

Речушек вздувшиеся вены.
Налитый кровью — до краев,
как Бабий Яр, глубокий ров.

         *   *
           *

Посреди малоснежной зимы —
как Кудыкины горы,
набок съехавшие холмы.

Покосившиеся опоры
еле держат небосвод.
Он однажды нас всех убьет.

А пока, запрягая в сани
необъезженного стригунка,
долго шарит старик в кармане —
верно, в поисках огонька.

Ясно вижу я Ленина в кепке,
весь от ужаса похолодев,
вместо надписи на этикетке:
         “ГОМЕЛЬДРЕВ”.

         *   *
           *

Внезапно ветер поднялся.
И перед нами тотчас вся
открылась панорама.

Река могучая упрямо
сжимает кольца, как змея.

Лаокоон и сыновья
в ее объятьях насмерть бьются.
Шумит камыш. Деревья гнутся.

         *   *
           *

Картинка удалась на славу.
Жаль в рамку, как в оправу,
я вставить не могу —
ни в поле куст, ни дом в снегу.

Еловых шишек ароматом
насквозь пронизан зимний лес,
но злые птицы благим матом
кричат, чтоб в дебри я не лез.

         *   *
           *

В чем каждый может убедиться,
кто на крючок поймал леща?
Глубокой осенью водица
в реке уж больно горяча.

Река как баня водяная.
В ней рыболовы поутру,
иного способа не зная,
готовят рыбу на пару.

         *   *
           *

Диковинная красота.
Река со сводами моста
сосуществует неразрывно.

Чему противиться наивно
и утверждать, что никакой
не связан тайной мост с рекой.

Невольно разведешь руками.
Недоуменье велико —
как многотонный мост над нами
парит в тумане так легко?

         *   *
           *

Издалека неузнаваем —
дом барский оглашая лаем,
собачья свора по углам
в нем жмется с горем пополам.

Так тарахтит, что спасу нет,
с коляскою мотоциклет,
скача вприпрыжку, как двуколка,
по главной улице поселка.

         *   *
           *

Все держится на волоске.
На честном слове.
Но вскоре от потери крови
жизнь замирает в городке.

Смертельной оказалась рана.
Когда б я взял ее в расчет,
у покосившихся ворот
заметил заросли бурьяна.

Кругом разросся борщевик.
К нему за лето я привык.
С недавних пор, как сад дичает,
вокруг никто не замечает.

         *   *
           *

Хруст колючих сучьев слышен.
Первый снег на землю лег.
Остается неподвижен
до последнего стрелок.

У охотника на мушке,
чуть покачиваясь, лось
ходит-бродит по опушке,
ставит ноги вкривь и вкось.

         *   *
           *

В отсутствии себе подобных
нередко я брожу
один среди камней надгробных.

По сторонам растерянно гляжу.
Куда ни гляну,
все не по мне — не пбо сердцу, не по карману.

         *   *
           *

Бедна палитра. Средства скупы.
Как будто горные уступы,
ступени снегом замело.
У лодки вмерзло в лед весло.

Но иногда, едва живая,
воображенье поражая
недюжей силой, под мостом
спросонок щука бьет хвостом.

Восполнить недостаток красок
по силам лишь героям сказок.
Плутовка рыжая — лиса —
ненастным днем слепит глаза.

         *   *
           *

Глаз потек у снежной бабы.
Озадачился хотя бы.
Призадумался всерьез
над причиной бабьих слез.

Может быть, твоя вина
в том, что стала на припеке
глина черная видна.

Что, как будто руки в боки,
крепкоскроенный силач,
по дорожке скачет грач.

         *   *
           *

Сумятица, неразбериха —
весне сопутствующий фон —
поскрипывает облепиха,
в саду капели слышен звон.

Кто хочет в отчий дом вернуться,
тотчас, когда за ним придут,
пошире должен размахнуться
и бросить медный грошик в пруд.

         *   *
           *

Земля похожа на цемент.
Фантазия богата.
А инструмент —
лом да лопата.

Воображение подчас
рисует дивные картины,
но слезы катятся из глаз
у насмерть загнанной скотины.

         *   *
           *

Мне кажется, только тогда я заметил,
как был небосвод по-весеннему светел.

Поодаль, идущие в пешем строю,
солдаты горланили песню свою.

“Никто не молчал при твоем погребенье”.
Нубийцев колонна прошла в отдаленье.

А следом за ними, помедлив слегка,
в движенье пришли остальные войска.

         *   *
           *

В округе снег сошел давно.
Как бабочка ночная,
на память корка ледяная
оставит по себе пятно.

След на асфальте небольшой —
все то, что нежным телом
и что божественной душой
мы называем между делом.