Берязев Владимир Алексеевич родился в городе Прокопьевске Кемеровской области в 1959 году. Окончил Новосибирский институт народного хозяйства и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор шести поэтических книг и множества журнальных публикаций. Сопредседатель Ассоциации писателей Сибири, руководитель журнала “Сибирские огни”. Живет в Новосибирске.
Воспоминанье об Эдварде Мунке
Где-то щенок рыдает,
Плачет до хрипоты,
Воем пережидает
Запах чужой беды.
Мне ли тебя не слышать,
Сердцем не обмереть?
Злее, надрывней, ближе,
Горше еще на треть…
Так ли (когда любилось)
В судороге слепой
Слезное тело билось
Тенью перед судьбой?
Скулы, колени, локти
В глубь материнской тьмы
Спрятать бы! Мы оглохли
В лапах земной тюрьмы…
Это такая мука —
Пестовать пустоту.
Это варяга Мунка
Обморок на мосту.
13 сентября 2007,
Новосибирск.
По древу
Бывало, видишь сон — и все на месте:
блокнот, бумажник, паспорт и мобильник,
ключи, два носовых платка, бейсболка,
швейцарский нож, страховка и права
водительские…
Даже понемногу
расслабишься: ну, если все на месте,
махнуть, быть может, до Каракорума
иль на Хоккайдо?
То-то сочиню
поэму азиатскую…
И сразу
(оно, понятно дело, — сновиденье)
стихи текут, как из артезиана,
с подсветкой музыкальною — сие
дает вкусить могущества восторги
и власти сладость — паче всех соблазнов!
Творца подобьем, чистым демиургом
себя ты ощутив, уже готов
повелевать глубинами галактик,
гармонию крепить своей десницей…
Но лишь проснешься — жалкие потуги!
Ничтожней тени, глуше шепотка —
те фантики картин, поэм, симфоний…
Так где же правда?
Может, наш язык
не в силах передать великолепья
иного мира?
Так ли, друг Платон?
I
как будто по амнистии, досрочно.
Апрель Сибирь не балует погодой,
а тут — жара.
Не знаю почему,
но я напился…
То ли день рожденья,
то ли друзья нагрянули внезапно,
то ли жена на Запад укатила,
то ль на дворе зеленая трава,
но — в хлам, до изумления сознанья,
до калейдоскопической воронки,
что увлекает душу за пределы
реальности…
И где ж в итоге я?
Похоже — на границе. Вот шлагбаум,
вот существа, стоящие на страже,
у них на головах сооруженья
с кокардою (в чеканке серебра —
трехглавый Цербер, волосы Горгоны),
на поясе — оружье, в лицах — холод,
и нудно, как на плаце перед строем,
читает унтер длинные столбцы
запретов…
Новоприбывших шмонают
до нитки и, чрез серые врата,
похожие на пасть Левиафана,
чрез сканер душ уныло прогоняя,
выстраивают около таможни
с названием “Орфеева межа”.
II
забудь молитвы, просьбы о спасенье,
и пенье птиц, и образы, и фрески
небесные,
Давидовы псалмы
забудь навек,
и крестное знаменье
не призывай, оставь, Он здесь не властен,
Благая Весть для нас давно не новость,
ее здесь нет, а значит — нет Его!
Сейчас вы переступите границу,
чтоб тайну одиночества постигнуть,
запомните: великое мученье
отринутости —
истинная цель
любой души. Безмерная гордыня
питается космическим страданьем,
лишь в ужасе и корчах каждый может
себя познать как бога и творца
вселенной новой…
В ужасе и корчах
есть тайный смысл, и страсть, и исцеленье
от глупой жажды радости и веры —
спаси себя! восстань в небытии,
как звездный столп,
как исступленный пламень,
свободу источай, как желчь и жала,
восстань, твори из хаоса и мрака,
из гнева и протеста свой ковчег!
Пускай он рассыпается и гаснет,
тем слаще воссоздание фантома”…
— О Господи, — я в ужасе подумал, —
Куда меня по пьяни занесло?
III
Сирены взвыли, замигало синим
пространство пограничное:
“Тревога!!!
(Рассеялись, подобно насекомым,
фигурки камуфляжные.)
Радар
направить на земных переселенцев,
усилить оцепление, попытку
молитвы зафиксировать, носитель
изъять и в изоляторный отсек
доставить! Разогреть энергоблоки,
начать дезактивацию”…
Я понял,
что дело худо.
— Господи, помилуй,
не оставляй, спаси и сохрани!
Мне некого искать во мгле таможни,
за той чертою нет моей любимой,
я жив еще…
Мерцающей улиткой
свернулся мир, захлопнулся, и вот
я чувствую щекой холодный кафель,
плечо болит,
все тело занемело,
шершавый бок родной чугунной ванны
над головой — я дома…
IV
понять — какая сила мной владеет,
кем я влеком в полете небывалом,
над серой бездной времени и страха,
кому и чем платить за горький дар
посланца?
Может, все еще не поздно
уехать на плато Каракорума,
пасти овец и слушать долгий ветер,
смотреть в очаг
да звезды сторожить?..
26 сентября 2007,
Новосибирск.
* *
*
Александру Радашкевичу.
О, период нежнейший, беспамятный, моретворящий,
Говорящий на том языке, что еще не осознан,
Не окуклился в зерна икринок — словесных и плодотворимых,
Что серебряным облаком взвихрили сон задремавшего бога...
О, сонорные волны и мелос виртуального снега,
Душу вы забелите мою, в антарктической бездне укройте,
Чтобы заговорила, поднявшись из тысячелетнего плена,
Инфузория-туфелька смысла — и весело, и лучезарно!
* *
*
На берегу обезлюденном
Ставит силки птицелов.
А в поцелуе полуденном
Плавится олово слов.
Через соломинку выпита
Золотоносная мгла.
Та, что в иероглифе выбита,
Та, что в Байкал утекла.
Та, что купальским цветением
Испепелила меня,
Негою и володением
Накрепко обороня.
Вот она, верная иноходь!
Вот и сияет сама —
Влажного вдоха и выдоха
Живородящая тьма.
И торжествует и властвует,
Пламенна, словно Грааль,
Вечною радостью радостна,
В Божию свита спираль —
В этом струенье нефритовом,
В перетеканье начал,
В ритме биенья открытого
Плавной волны о причал.
4 ноября 2005,
Новосибирск.