Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
* *
*
Птиц летящих вереница,
словно в небе лесенка, качается,
и боюсь я оступиться,
в жизни разувериться, отчаяться.
Как же выглядит красиво
край наш с высоты полета птичьего!
Только требует полива
клумба возле дома городничего.
* *
*
В пруду холодная вода.
У бедной прачки ноги сводит.
А водомерка без труда
туда-сюда по пруду ходит.
Мне преимущество ее
над глупой бабой очевидно,
что лезет в пруд стирать белье.
Мне и досадно и обидно.
* *
*
Если только полушепотом,
только с глазу на глаз ночью темной —
смысла нет делиться опытом
нам с аудиторией огромной.
Сведениями секретными
не располагаем мы с тобою.
Состояньями несметными
не кичимся мы перед толпою.
За спину закинул полотенце я.
Сел на стульчик шаткий рядом с койкой.
До сих пор еще интеллигенция
остается узкою прослойкой.
* *
*
Неизлечима болезнь облаков.
Тают у нас на глазах облака.
Острые ребра торчат из боков,
шкуру успев продырявить слегка.
Кожа и кости плывут надо мной.
Кожа и кости плывут в вышине.
Тотчас, лишь ветер задул ледяной,
сделалось сыро и холодно мне.
* *
*
Хвост трубой, и дымчатая шубка.
Мордочка курносая слегка,
словно на стволе сосны зарубка,
видная в лесу издалека.
Что могу я рассказать про белку,
про ее нелегкую судьбу?
Что она попала в переделку,
судя по отметине на лбу.
Может, хорошо, что и поныне
чистят ружья кирпичом у нас.
Мне бы не хотелось жить в пустыне,
чтобы люди били зверя в глаз.
* *
*
Деревья выстроились в линию
по большей части к нам спиной,
как будто бы на речку синюю
они глядят в полдневный зной.
Они стоят, не расступаются,
по каменистым берегам,
и сами в речке не купаются,
и не дают купаться нам.
* *
*
Хлопки мухобойки на даче соседской
когда в темноте раздались,
тогда я подумал, что мы на советской
земле неспроста родились.
Недаром меня комариное пенье
будило ни свет ни заря,
не зря полюбилось мне стихотворенье
про ласточку из букваря.
Здоровые люди, способные к жизни
в суровом и диком краю,
решительно необходимы отчизне,
чтоб выдать их мощь за свою.
* *
*
Время для полуденного отдыха
ни на что другое не пригодное,
ни для преступленья, ни для подвига,
тихое, как море мелководное.
Ракушки на дне песчаной гавани.
А по берегам кусты колючие.
Редкие опунции с агавами
норовят вцепиться в нас при случае.
* *
*
В роще птицы смолкли.
Ясно стало,
что теперь беды не миновать.
И меня беда не миновала,
закачалась подо мной кровать.
Гром гремел, и молнии сверкали.
И тогда казаться стало мне,
что с годами производство стали
непомерно выросло в стране.
Я себе представил сталевара
у печи мартеновской в дыму.
Щеки его, алые от жара,
полыхали, как закат в Крыму.
* *
*
Ни единой вилки, ни ножа,
только ложки в ящике посудном.
Может, у тебя больна душа?
Все мы нынче в положенье трудном.
Чтобы джинн бутылки не разбил,
выпустили джинна из бутылки.
Друг от друга нету больше сил
прятать по ночам ножи и вилки.
* *
*
Жалко мне ужасно бывших школьников,
бороздящих бодро тротуары.
По ночам, как старых уголовников,
двоечников мучают кошмары.
В сумерках лишь только развиднеется,
как тотчас пейзаж преобразится,
и, поняв, что не на что надеяться,
мы вонзим в подушки наши лица.
Ты уронишь на подушку голову,
разбросавши кудри, как по плахе.
Намертво прилипнут к телу голому
полы белой ситцевой рубахи.
* *
*
Негде было яблоку упасть.
Из коробки жестяной киномеханик
ленту доставал за частью часть
бережно, как будто тульский пряник.
Так скрипел мой стульчик откидной,
словно ключик золотой в волшебной дверце,
словно человек с одной ногой,
у которого засела пуля в сердце.
* *
*
Вдруг появился в небе голубь.
Как будто бы во льду залива
взялась бог весть откуда прорубь,
что было, в общем-то, красиво.
Как будто хлынула наружу
внезапно краска голубая.
Как будто выбралась на сушу
из моря рыба чуть живая.
* *
*
Все кончится сухими хризантемами,
стоящими на кухонном столе,
все кончится обыденными темами —
о жизни и о смерти на земле.
Единственное наше развлечение —
смотреть с утра до ночи за окно —
утратит изначальное значение,
поскольку на дворе темным-темно.
Вода в канаве придорожной — черная,
а в рощице — багряная листва,
но так щебечет лодочка моторная,
что у меня кружится голова.
Опубликовано в Журнале №11