КНИЖНАЯ ПОЛКА СЕРГЕЯ СДОБНОВА
В этом номере поэт и культуролог Сергей Сдобнов рассказывает о книгах для детей и подростков.
Франческо Д’Адамо. История Икбала. Перевод с итальянского А. Еремеевой. М., «КомпасГид», 2015, 128 стр. («Гражданин мира»). Для старшего школьного возраста: 12+
Книги из серии «Гражданин мира» знакомят читателей с проблемами, о которых нужно помнить жителям любой страны. «История Икбала» — это повесть о детском труде в Пакистане, которая стала известна по всему миру и вошла в список «Выбор Американской ассоциации библиотек» (2004).
Тысячи детей в конце XX века оказались рабами на подпольных ткацких фабриках, кирпичных заводах и т. п. Причины рабства — долги их семей. Доход бедного земледельца часто зависит от погоды больше, чем от физических усилий. Любой паводок или ураган ведет к неурожаю и заему у ростовщика. Долги приходится отдавать живыми людьми, так дети из бедных семей начинают работать, теряя не только родных, но и детство.
Жизнь детей меряется рупиями, коврами, кирпичами. Хозяин с метром приходит в конце дня в мастерскую и проверяет, «вырос» ли ковер. На кирпичных заводах часто отдают долги семьями, постепенно сливаясь с месивом глины и забывая о другой, свободной жизни. Эти люди постепенно теряют воспоминания о прошлом и уже почти не могут думать о будущем: «Как-то раз Икбал признался, что по ночам перед сном перебирает в голове свои воспоминания, одно за другим, из страха что-то забыть».
«История Икбала» написана для подростков и взрослых. История пакистанского мальчика важна и для тех, кто знает о проблемах использования детского труда, и для тех, кто с удивлением прочтет, что детство — это не всегда «планшет» на Новый год и самокат к лету. Вслед за детским трудом мы читаем и о представлении подростка из Пакистана о жизни: «И я бегом бегу на кухню, лицо горит от стыда, потому что мне уже шестнадцать лет, а может быть, даже семнадцать, точно не знаю. В общем, я уже взрослая женщина и мне давно положено быть замужем и иметь собственных детей». Жизнь, утвержденная традицией, может вызвать ужас или недоумение, по крайней мере у европейского читателя. Сложно представить подобную жизнь в конце XX века, существование, когда тебя могут приковать к станку, а если ты идешь на рынок по поручению хозяина, то остаешься невидимым для взрослых, потому что ты не владеешь собственной жизнью: «На рынке никто меня не видит. Не знаю, как объяснить: я невидимкой прохожу сквозь толпу людей, которые здороваются друг с другом, перекрикиваются, разговаривают. Ко мне никто не обращается. Если меня случайно толкают, то никогда не извиняются. Иногда мне кажется, что я стала джинном». Невидимость, исключенность из мира взрослых сопровождается молчанием общества о проблемах детского труда. Молчат те люди, которые «богатеют благодаря молчанию и всеобщему невежеству», и те должники, которые отдали своих детей за долги. На фабриках у каждого ребенка есть доска с насечками, которые обозначают размер долга его семьи, каждый день хозяин по результатам работы стирает одну насечку, приравнивая ее к рупии. На одну из ковровых фабрик приходит пакистанский мальчик Икбал и обрушивает мифы других детей об освобождении. Он говорит о том, что долг выплатить невозможно. Кроме невозможности выплаты долга конкретной семьи за этими словами кроется печальная правда о масштабах распространения детского труда, о связке бизнеса, полиции и эксплуататоров.
Проблема не только в угнетенных и угнетателях, а в восприятии детского труда благонамеренными гражданами. Мало запретить что-то, важно добиться принятия нового положения вещей в обществе.
Поступок одного смелого ребенка может повлиять и на других детей и постепенно избавить их от главного сдерживающего фактора — страха. История о пакистанском герое — счастливая история, история свободы, которая только начинается.
Роальд Даль. Ахап ереч. Перевод с английского Елены Суриц; иллюстрации Квентина Блейка. М., «Самокат», 2016, 64 стр. («Роальд Даль. Фабрика сказок»). Для младшего и среднего школьного возраста.
Сказки Роальда Даля переводились на русский язык с 1962 года и пополняли библиотеки нескольких поколений читателей. Главный герой этой сказки — черепаха («Ахап ереч» и есть «черепаха» наоборот). По словам Роальда Даля, в первой половине XX века этих питомцев привозили из Северной Африки: из-за жадности торговцев черепахи сотнями томились в темных ящиках и не все из них переживали путешествие через океан. Через некоторое время правительство Англии запретило ввоз черепах. Мы попадаем в то время, когда в каждом зоомагазине можно было найти неторопливого долгожителя.
В начале сказки мистер Хоппи выходит на пенсию и все ближе знакомится с одиночеством, его друзья — цветы, а тайная любовь, дама средних лет, живет этажом ниже. Пожилой мужчина скопил за свою жизнь столько застенчивости и сентиментальности, что не может открыто выразить свои чувства. Пожилой человек напоминает застенчивого школьника, еще неопытного в делах сердца, но готового рисковать. В один день квартиру одинокого пенсионера заполняет сотня черепах самых разных размеров, они его единственная возможность привлечь внимание дамы «снизу» и провести старость в приятном обществе любимой женщины. Особенность произведений Роальда Даля в том, что любой его персонаж — человек или животное — все удачливы и с помощью добра достигают простых, но самых важных целей.
Кристине Нёстлингер. История одной семейки. Перевод с немецкого Дарьи Вильке. М., «Самокат», 2016, 208 стр. («Встречное движение»). Для среднего и старшего школьного возраста.
История про одну определенную семью обычно рассказывается для того, чтобы показать, как устроены многие семьи. Кристине Нёстлингер написала повесть про старшеклассника, которого дома ждут семь женщин — две старшие сестры, три тети, бабушка и мама. Единственному мужчине в доме — четырнадцать лет, на его комнате висит табличка «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!», но в любой момент все его родственницы могут открыть дверь, попросить «убавить звук» или спросить, «как успехи в школе». Образование мало прельщает юного Вольфганга. Однажды юноша находит в газете такое упоминание: «НЬЮ-ЙОРК/США. Американские супруги-психологи Марга и Иов Гольдман в ходе масштабнейших исследований с участием 3000 человек выяснили, что дети, воспитывающиеся исключительно мужчинами, демонстрируют существенно более высокий интеллектуальный потенциал, чем дети, воспитывающиеся женщинами». Результаты абсурдного исследования заставляют подростка задуматься о влиянии женского окружения на его жизнь. Для начала Вольфганг развешивает ксерокопии газеты с заметкой, обведенной маркером, по всему дому: «...после школы, я жирно обвел красным фломастером сообщение из Нью-Йорка. А потом прикрепил кнопками три копии на кухонных шкафчиках. Еще один листок приклеил на зеркало в прихожей, другой — на двери туалета, третий — на сливной бачок в туалете наверху, четвертый — на кафель в ванной внизу, пятый — на полки с зубной пастой в ванной на втором этаже. И еще по одному листку положил на постели мамы, бабушки, тети Феи, тети Труди, тети Лизи, Андреа и Дорис».
Домашний акционизм не достигает цели, все родственницы недоумевают: «чего не хватает подростку?» Мальчику не хватает инициации, опыта другой жизни. Ему надоело женское общество, он выспрашивает у знакомых об эдиповом комплексе и начинает искать отца. Существует и другая сторона инициации — мальчик понимает, что не испытывает никаких чувств к девушке по кличке «Солянка», с которой встречается; его отношения — подражание школьным друзьям-мальчикам. Как только юноша осознает, что «живет не так», то сразу знакомится с другой девушкой, «без груди», с «ежиком» на голове. Постепенно все чувства Вольфганга сосредотачиваются на девушке, которая совсем не похожа на традиционное представление о том, как девушкам следует выглядеть. Инициация не может закончиться, пока юноша не вырвется из круга своих родственниц и не увидит жизнь отца, мужской мир. Его новая подруга, напротив, бежит от своего отца-тирана. «История одной семейки» могла бы стать подростковым road-movie, но все события подтверждают, что перед нами роман взросления, полный живой речью самих школьников, пестрящей словами «сморкалка», «блин блинский», «Братан во Христе». Взросление главного героя и все его диалоги со взрослым миром сопровождаются ором — максимально животным проявлением протеста против обысков и уборки в собственной комнате-мире и постоянного внимания к его жизни.
Юноша критикует и своих сверстников: «Эти лица, полные жадности до скандальных сплетен, были мне противны так же, как и лица тех, других, с которыми я вошел в класс». На пути к взрослению школьник с легкостью замечает принципиальную бездну между взрослыми и подростками. Непонимание усиливается, когда речь заходит о наркотиках, алкоголе и личной жизни. Вольфганг хочет свободы от внешнего контроля и общества и находит ее не в градусах напитков и граммах травы, а вдали от цивилизации, там, где нужно топить печь, идти до магазина несколько километров, а в туалет выходить на улицу.
Виталий Терлецкий. Король Собака. Художник Алексей Вайнер. СПб., «Поляндрия», 2015, 96 стр. Для младшего и среднего школьного возраста.
С первых страниц фантасмагорической повести Виталия Терлецкого мы попадаем в Город Городов. Это место населено самыми разными существами — принцами, драконами, птицами, птицелюдьми и даже одеялами. У каждого вида существ есть свой город. Своего города не имеет только рассказчик — Генрих Енот, он обитает при дворце Короля Собаки. Именно со слов енота мы узнаем об удивительных явлениях и существах, возможных только в Городе Городов.
Сказка Виталия Терлецкого — пример текста, в котором возможно все и каждый следующий шаг подчиняется не логике, а фантазии. Так, например, правитель Города Городов «прочел все книги из всех библиотек Города Городов, а когда он сосчитал все звезды на небе, то ненароком предсказал небольшой кусочек будущего и прочитал несколько книг, которые еще не были написаны». На этом чудесные свойства Короля Собаки не заканчиваются, он помогает всем и все успевает, дружит с таинственным Крокодилом в галстуке и всегда знает, что делать в той или иной ситуации, он неподвластен смерти и унынию.
В этой книге читатель попадает в мир окончательно победившего добра, отрицательных персонажей тут попросту нет. Автор постоянно играет со словами, представляя нам таких персонажей, как «тетя Алла из металла» и обитатели города бабочек — не только тех, которые летают и живут недолго, но и тех, которые оказываются на шее в виде галстука.
В этом мире, переполненном чудесами, есть место и для простых существ, например, для родителей рассказчика — семейства енотов, они живут в простой норе и критикуют сына, который изменил традициям енотов и уехал в город: «Генрих, — строго спрашивает мама, — ты опять носил костюм и ездил на трамвае?» С нескрываемой иронией автор играет с читателем в волшебные шахматы, наделяя все фигуры на доске любыми возможностями, важны только два принципа — доброта и находчивость.
Мария Ботева. Ты идешь по ковру. Две повести. Иллюстрации Дарьи Мартыновой. М., «КомпасГид», 2016, 168 стр. Для старшего школьного возраста: 12+.
В новой книге Марии Ботевой — две повести для «старшего школьного возраста». В первой мы узнаем про отношения двух подруг, для них главными словами станет каламбур, связующий их судьбы: «Я иду по ковру. Ты идешь, пока врешь». Жизнь двух девочек полна приключений, о которых сегодня можно узнать разве что из позднесоветских фильмов, книг Дениса Драгунского или рассказов родителей: «Однажды Маринка нашла перчатку из толстой резины, желтой. Такие мы и хотели давно, для рогаток. Славка Маринкин говорил, что для рогаток это самая лучшая резина: хоть ее и тянуть тяжело, зато пулька летит дальше». Рогатка, игры на улице до темноты, почти полное отсутствие цифровой реальности — все это возможно лишь в провинциальном городке. Там и происходит действие в книге Ботевой, которая умело расставляет для читателя ловушки, попадая в которые мы начинаем вспоминать о том, что «квас, если его не покупать готовым в магазине, можно приготовить», а уши прокалывают с помощью булавки и пробки. Главным проводником по страницам становится сентиментальность и непривычное ощущение самодостаточного мира малых городов. Вторая повесть в этой книге — история о появлении в одной семье собаки: «Щенка поселили в моей комнате, а у меня не спросили, я до вечера была на скалодроме». Новый житель квартиры похож на белую тряпочку и сначала не вызывает у домочадцев особой радости, но вскоре весь мир начинает вращаться вокруг одной маленькой собачки.
Мария Парр. Вафельное сердце. Перевод с норвежского Ольги Дробот; иллюстрации Софьи Касьян. М., «Самокат», 2016, 208 стр. («Лучшая новая книжка»). Для среднего и старшего школьного возраста.
«Вафельное сердце» — первая книга Мария Парр, «новой Астрид Линдгрен», которая рассказывает историю дружбы двух детей. Они живут на природе, в соседних домиках у бухты Щепки-Матильды. Рассказчиком выступает один из детей — Трилле, ранимый мальчик девяти лет. Он живет в большой семье и дружит с девочкой Леной, у которой из родственников только мама. Связь двух детей обозначается с самого начало истории: «После обеда в первый день летних каникул мы с Леной провели между нашими домами канатную дорогу». Все каникулы друзья проводят вместе — называют кроликов Март и Февраль, катаются с дедом на мопеде и открывают приют для престарелых лошадей. Мальчик и девочка обсуждают между собой новые сведения о мире, пытаясь понять, почему мир устроен именно так, а не иначе:
«Что за дурацкое название — ковчег. Этот Ной мог бы придумать и получше. — Может, его не Ной придумал, — возразил я, прыгая через лужу. — А кто? — спросила Лена, прыгая через еще большую лужу. — Думаешь, в Библии ошибки?»
Кроме вопросов об устройстве мироздания детей волнуют и более земные вещи, например, для чего нужны люди, которые бросают свои семьи: «А кстати говоря — для чего человеку вообще папа? Я не нашелся, что ответить. И правда, какая от пап польза? Они могут что-нибудь построить. Стенку, например… Папы — они едят вареную капусту, — сказал я наконец».
В «Вафельном сердце» полно подобных объяснений, которые вполне удовлетворяют пытливый ум ребенка. Главный вопрос, который постоянно мучает мальчика Трилле, — «как к нему относится Лена». Это еще не история любви, но путь к привязанности, которая менее подвластна порывам ветра, чем первые увлечения сердца. Отношения Трилле и Лены — пример идеальной дружбы детей с очень разными характерами, которые, впрочем, не мешают им все делать вместе, например, печь «вафельные сердца». Любой читатель этой книги найдет рецепт подобного лакомства на последней странице и сможет приготовить часть книги на своей кухне.
Беатриче Мазини. Дети в лесу. Перевод с итальянского Людмилы Криппы. М., «Самокат», 2016, 240 стр. («Встречное движение»). Для среднего школьного возраста.
«Дети в лесу» — фантастическая повесть о жизни детей и взрослых после ядерной войны. Дети здесь делятся на два типа — «остатки» и «вылупки». Первые выжили после взрыва, но пострадали внутри и снаружи, вторые — «страховка» цивилизации, они появились из пробирок, в основном с внешними повреждениями. Остатки немного помнят мир до взрыва, их постоянно тревожат «осколки», фрагменты воспоминаний, они активируются при употреблении слов из мира, которого больше нет. Живут дети в месте, чем-то напоминающем «пионерский лагерь». Вместо корпусов — сгустки, вместо столовой — стручки растений и консервы, их иногда выкидывают им взрослые с «Базы». Взрослые выдают и лекарство, блокирующее боль и мыслительные процессы. У детей есть своя иерархия, похожая на распределение обязанностей в племени: существует коллектив и командир, приказы которого не обсуждаются, командиру приносят еду, а он регулирует жизнь коллектива. В основном дети заняты поиском пищи. Взрослые тоже делятся на два типа. Первые — ищут своих детей, которые могли выжить после взрыва, впрочем, можно и не своих, главное, вернуть частицу утраченного прошлого. Вторая категория взрослых — организаторы «лагеря», — они продают детей «потенциальным родителям». Прошлое, символом которого становится ребенок, стоит дорого, поэтому за детьми постоянно наблюдают видеокамеры. Дети почти ничего не помнят из жизни до взрыва. Чаще всего они играют в кости, которые разбросаны повсюду и, скорее всего, будут напоминать читателю о масштабах катастрофы. Память является ценностью не только для взрослых, один из детей постепенно начинает читать книгу, найденную в лесу, недалеко от лагеря, и постепенно вспоминает многие слова и события. Вскоре он начинает читать другим детям, стараясь вывести их из животного состояния. Это не то состояние, в котором оказались герои «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, — страх перед ближним и желание выжить, это искусственное удержание человека на уровне первичных потребностей.
Решающим моментом становления новой человечности оказывается бегство целого отряда детей из лагеря в лес. За ними внимательно наблюдают двое взрослых, которые сначала смотрят на этих бунтарей как на экспериментальных животных, но со временем начинают сопереживать путникам и понимать, что в сериале на экране их мониторов живые, разумные люди. «Дети в лесу» — история о недоверии детей и взрослых, с каждым новым эпизодом пропасть между выжившим ребенком и взрослым только увеличивается. Даже после ядерной войны часть взрослых людей по-прежнему движима жаждой богатства. Дети хотят лишь человеческого отношения к себе и понимания, кто они такие и кому нужны в этом «дивном новом мире».
Мари-Од Мюрай. Oh, boy! Роман. Перевод с французского Натальи Шаховской. М., «Самокат», 2016, 224 стр. («Недетские книжки»). Для старшего школьного возраста.
«Oh, boy!» — история о семье Морлеан, в которой осталось три сироты — юноша, в четырнадцать лет претендующий на степень бакалавра, средняя сестра, идущая по стопам брата, и малышка пяти лет, готовая рисовать сердца тем, кто ее обнимет. Судьбу детей, которые недавно потеряли мать и никогда не видели отца, будут решать социальный работник и судья — обе женщины очень переживают за сирот и готовы тратить свое время на розыски всех возможных родственников. Результаты поиска неутешительны — в городе живут их сводный брат и сестра. Первый — гомосексуалист без постоянной работы и партнеров, вторая — офтальмолог, которая стремится заполучить лишь младшую девочку, чтобы закрыть тем самым вопрос о собственном бесплодии.
За приключениями сирот скрываются проблемы, волнующие французское общество, — семьи с одним родителем, приемные семьи, гомосексуализм, социализация детей-сирот. Автор описывает как положительного героя именно сводного брата — гомосексуалиста. Его изначальные «минусы» — случайные заработки и свободные отношения — забываются на фоне его доброго сердца. Если сначала он не готов ни к какой ответственности и не понимает, что делать с детьми, то к концу книги мы увидим личность, преображенную испытаниями. Главным испытанием становится болезнь старшего из сирот. У него лейкемия, и только желание сдать экзамен на бакалавра и поддержка брата и сестер могут помочь в его борьбе.
Мари-Од пишет о детях, которые удивляют своей информированностью взрослых. Пятилетняя девочка хочет своей кукле «Кену» другого «Кена», а не «Барби», а мальчик с лейкемией знает о мире гораздо большего своего опекуна. Мнение ребенка в этой книге обретает ту ценность, которой порой ему не достает в реальности.
Евгений Рудашевский. Здравствуй, брат мой Бзоу! Повесть. Иллюстрации А. Горнова. М., «КомпасГид», 2015, 192 стр. Для старшего школьного возраста: 12+
Книга Евгения Рудашевского — один из немногих текстов о войне в Афганистане, написанных для детей.
Афганская война получила широкое отражение в позднесоветском и постсоветском искусстве. Возможно, самым острым фильмом о войне в Афганистане стала дебютная работа Никиты Тягунова — «Нога» (1991) — в нем главного героя постоянно преследует его ожившая конечность, фантомный орган становится тенью человека, вернувшегося из Афганистана калекой. У многих рок-команд СССР в 1980-х появлялись песни про Афганскую войну, одна из самых популярных — «Группа крови» (1986) Виктора Цоя. С распространением интернета афганская тема проникла даже в компьютерные игры, например, в Call of Duty. Сразу после окончания войны (1989) выходит документальная повесть Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики»: «Идет седьмой год войны. Но мы ничего о ней не знаем, кроме героических телерепортажей. Время от времени нас заставляют встрепенуться привезенные издалека цинковые гробы, не вмещающиеся в пенальные размеры „хрущевок“. Отгремят скорбные салюты — и снова тишина. Наша мифологическая ментальность незыблема — мы справедливые и великие. И всегда правы. Горят-догорают последние отблески идей мировой революции. Никто не замечает, что пожар уже дома. Июнь 1986». Появляется современная военная проза. На слуху «старые» книги Ремарка, Хемингуэя, Олдингтона, Курта Воннегута («Бойня номер пять»), Грэма Грина («Тихий американец»).
Повесть Евгения Рудашевского успела завоевать ряд премий и внимание читателей. Кардинальное отличие этой повести от других антивоенных текстов в том, что автор описывает жизнь до войны, мирный край и юношу, который ожидает призыва.
Пока империи участвовали в большой игре и творили большую историю, в маленькой Абхазии царили мир и покой: жители занимались сельским хозяйством, сеяли кукурузу, ловили рыбу, приносили жертвы богам, совмещая языческие обряды с христианством, опасались грузин, которые за советский XX век ассимилировали абхазский народ (упразднение абхазского языка и письменности в школах, уменьшение численности абхазов среди населения с 90 до 20%).
Цивилизация словно прошла мимо Абхазии: «В селе Лдзаа время, похоже, остановилось. В 1980 году там вспахивают семейные наделы сохой и мотыгой. Там не читают газет, не смотрят телевизор, не обсуждают мировые и государственные новости, которые несутся из каждого утюга, хотя и обсуждают новости местные. Внешний мир почти не влияет на жизнь абхазского села <…> остальное в Лдзаа веками неизменно: большие семьи, большие застолья, языческие обряды, натуральное хозяйство, пышная природа, ласковое Черное море, а в море — дельфины», — пишет в предисловии Ксения Молдавская.
Единственный признак движения истории в аграрной Абхазии — война в Афганистане — туда уходят молодые мужчины. Если герой Алексиевич говорит, что «на войне я не прозрел, я стал прозревать после. И все закрутилось в обратную сторону...», то герой Рудашевского прозрел до войны. Амза Кагуа ждет своего 18-го дня рождения с тревогой, осенью — повестка и прощание с родным домом на два года. Мальчик до этого ни разу не покидал территорию Абхазии. Война становится тем пределом, за которым лежит взрослая жизнь. Перед инициацией юноша встречает на берегу умирающего дельфина, спасает его и нарекает Бзоу, как мифического коня из абхазских преданий, и проводит все свободное время с новым другом.
Война уже идет, приближение события ощущает и семья: «Кагуа чувствовали, что их младший сын покинул дом задолго до срока».
Кроме столкновения мира детства и взрослой жизни в книге сталкиваются цивилизация и культура традиционных обществ. Попадание из культуры в зону цивилизации происходит в извращенной форме «призыва». Юноша проходит географическую инициацию: от полей Абхазии в снега Ярославской области, а потом в жару Афгана. Юноша из Абхазии — это своего рода двойник юноши из Афганистана; страны находились приблизительно на одном уровне экономического развития. Оба юноши теряют свою землю и ничего не могут сделать — перед нами судьба жителя маленького места, которое всегда будет добычей в геополитических играх.
В книге целая страница уделяется описанию того, как курица ворует хлеб из руки зазевавшейся девушки. За несколько месяцев до призыва мы попадаем в страну, где женщины гадают на кофейной гуще, а юноши кормят шелкопрядов.
Пока с читателем разговаривает каждый куст и птица в абхазской деревне, юноша думает о войне: «Если б не армия, я, наверное, никогда бы не задумался о подобном. Оно бы и к лучшему, конечно... Не стоит лишний раз всматриваться в свои чувства и мысли… Все служат! И никто не плачет об этом. Почему же я так слаб? Да, с прошлого года началось другое время… <…> Надо быть мужчиной. Деды воевали с юности до старости и не жаловались. Бзоу. Ведь я больше не увижу его». Амза не хочет воевать, его жизнь — мирная, он не может спокойно слышать рассказы о берегах с мертвыми дельфинами, он против любой жестокости. Разговор о войне он пытается превратить в мирный анекдот:
«— Ладно. Если найду в армии невезучего человека, уговорю его приехать к нам в Лдзаа.
— Это зачем?
— Ну как? Сделаем его гробовщиком. Может, люди перестанут умирать».
Юноша написал домой письмо из Баграма (крупнейший аэропорт и военно-воздушная база ВВС СССР). Это было первое и последнее письмо Амзы Кагуа, дальше в деревню присылали уже похоронки и гробы: «Прошу известить... Кагуа Амза Валерьевич… верный военной присяге… проявив геройство и мужество… умер 7 февраля 1981 года». После такого текста сразу понимаешь разницу между «умер» и «убит».
Похоронка подрывает мирную жизнь абхазской деревушки, в которой связь человека и природы мерилась поколениями. У каждого абхазского семейства есть свое кладбище на расстоянии выстрела из ружья от порога дома. Там своих мертвых абхазы сторожили от нападения турок-мародеров, с давних пор турки вели промысел мертвыми: выкапывали тела абхазов и продавали их родственникам. Но сейчас жизнь абхазского юноши украла геополитика, редко учитывающая интересы простых людей. Любая война рождает трупы и беженцев. Символом Афганской войны стали, с одной стороны, беженцы в Иран и Пакистан, с другой — жертвы афганского синдрома, те из советских солдат, кто вернулся.
Тед Хьюз. Железный человек. Сказка. Иллюстрации Э. Дэвидсона. Перевод с английского М. Галиной. М., «Карьера-Пресс», 2016, 134 стр. Для старшего дошкольного и младшего школьного возраста.
Несколько абсурдистская детская сказка британского поэта-лауреата (1930 — 1998), впервые вышедшая в русском переводе, повествует, как всегда в таких случаях, о добре, которое побеждает зло. Причем сначала в роли добра выступает мальчик Хогарт, сумевший «приручить» огромного, страшного, непонятно откуда пришедшего Железного Человека, пожирающего фермерские тракторы и сеялки, во втором случае — сам Железный Человек, победивший прилетевшее со звезды чудовище (оно, впрочем, тоже оказывается не столь уж плохим). Сказка эта, с ее минималистским стилем и мрачноватой красотой (отдельно следует отметить прекрасные аутентичные иллюстрации Эндрю Дэвидсона), гораздо более сюрреалистична и фантастична, чем снятый на ее основе в 1999 году диснеевский полнометражный мультфильм «Iron Giant», и гораздо более оптимистична — добрый, хотя и грозный с виду Железный Человек здесь спасает не жителей отдельно взятого городка, а ни больше ни меньше все человечество. Но если в мультфильме зло требует персонификации и в его роли выступает карьерист-фэбээровец, натравивший на кроткого гиганта армию, то в исходнике Железный Человек спасает человечество от человечества же — от тяги к саморазрушению и самоистреблению, излечивая его посредством возвышенной космической музыки.