Гинтарас Патацкас (Gintaras Patackas) родился в 1951 году в Каунасе. Поэт, переводчик, новеллист. В 1973 году окончил Каунасский политехнический институт, работал инженером, корреспондентом. В 1976 году выпустил свою первую поэтическую книгу. Автор тридцати с лишним стихотворных сборников. Живет в Каунасе. В «Новом мире» публикуется впервые.
Гинтарас Патацкас
*
Гвоздь программы
Из книги «Малая Божественная КО. Часть третья. Аллегро»
Перевод
с литовского и вступление А. Герасимовой
Гинтарас Патацкас, сильнейший из современных литовских поэтов, старше меня на десять лет — он родился в 1951 году. Родители, чудом уцелевшие диссиденты, учительствовали после войны в той же школе, куда ходили дети, при этом к советской власти относились так, что, когда на будущего поэта без спросу нацепили октябрятскую звездочку, он ее тут же снял, пару дней носил в кармане и при удобном случае кинул в печку. Советская власть отвечала взаимностью и впоследствии не отказывала парню из предместья, выкарабкавшемуся из инженеров в поэты, ни в таблетках, ни в полезных инъекциях, ни в электричестве для электрошоков. Книги тем не менее выходили исправно — сейчас их уже больше трех десятков, и страна хорошо знает своего героя.
Я начала переводить Патацкаса почти тридцать лет назад. В 1991 году (самое время!) издательство «Советский писатель» выпустило эти переводы отдельной книжкой; куда разошлись 1300 (что ли) экземпляров — не знаю. Несколько лет назад, разбирая свой архив, я наткнулась на эти стихи. Они мне заново понравились, и я решила как-нибудь их обнародовать, хотя бы в интернете или самиздатом. В результате появились три малотиражных, но вполне официальных книжки (в издательстве «ОГИ»), и Патацкас во второй раз пустился в непростой путь к русскоязычному читателю. Для него это не менее важно, чем для меня: русскую поэзию он знает и любит, много переводил сам, в том числе Гумилева и Бродского, и то несомненно новое слово, которое он говорит по-литовски, вряд ли сказал бы без русского культурного багажа, — но и в русский поэтический контекст возвращается «с глоточком», а то и с несколькими бутылками.
Сейчас я готовлю четвертую книгу переводов стихов Патацкаса — в серии, которую негласно для себя называю «Литва — королевство поэтов», и в которой уже выпустила (издательство «Пробел-2000») две книги: «Огнем по небесам» Генрикаса Радаускаса и «Метелингу» Томаса Венцловы. Нехитрая специфика этой серии в том, что кроме двуязычного поэтического избранного туда входит обширное приложение с разными материалами «про жизнь»: письмами, статьями, дневниками, интервью и так далее, чтобы читатель мог представить себе эпоху, породившую и окружавшую поэта. Не исключение — и эта книга, которой наш автор дал название «Орден без ордера». «Название понятное и правильное, — говорится у меня в предисловии. — Орден, потому что большая книга на русском языке для него — знак признания заслуг и размеров <...> А без ордера — потому что, как всегда, как беззаконная комета, в последний момент, через черный ход, презрев рутинные правила, разрушая стены, наплевав на конъюнктуру:
Заплаканный, оглохший астероид —
Ночное солнце, космоса кусок».
Это цитата из раннего стихотворения, из самой первой книги Патацкаса «Прости за бурю», вышедшей в 1976 году.
«Новому миру» я предлагаю стихи из его большой вещи, растянувшейся на несколько книг, — из «Малой Божественной КО». В 2013 году, издавая первую и тогда еще единственную ее часть, я назвала этот напоминающий мозаичное панно текст «энциклопедией литовской жизни». Только что вышла пятая (и мы с автором оба надеемся, что завершающая) часть «Малой Божественной КО».
Ниже — стихи из третьей части, носящей подзаголовок «Аллегро»; Патацкас считает ее лучшей, и, возможно, он прав.
Все мы розы
Мы розы розы красота нас хочет
в поток единый слить она права
люблю смотреть как роза розу мочит
за то и называется литва
здесь вечно льет погода тут плохая
хотя и не для всех она плоха
и мхи по прежним временам вздыхают
когда в болотах столько было мха
здесь в розах райские щебечут птицы
и рдеет райских яблок миллион
а погляди как мрачно за границей
чернеют стаи сов сорок ворон
там русские грустят поляки ползают
там давит финна шведская орда
ты говоришь от роз не видно пользы
ошибся братец розы навсегда
Библиотека
Я раньше думал о библиотеках
о библиях о ярких куполах
над ними солнце на небо от века
восходит и играет на холмах
игра со спичками грозит бедою
нерон не тронь мне сенека кричит
башка дурная лысой и седою
не станет хоть убейся об кирпич
а я-то думал о библиотеке
о мудрости о том как без причин
она из книг выходит словно реки
из берегов как бабы за мужчин
выходят без надежд из любопытства
жен множество а хочется с одной
прожить продлить продлиться поглумиться
над женской покуражиться судьбой
библиотеке это все понятно
гора бумаги миллиарды слов
где тайным страхом делятся плеяды
мыслителей бессчетных и ослов
и не для них на небесах вовеки
плеяд сиянье хоровод менад
прекрасный вид горят библиотеки
и мудрым пеплом по небу летят
Пес в кровати
Пришлось облаять пса с большим апломбом
ему на все запреты наплевать
пусть небо рушится и рвутся бомбы
облом блин он ложится на кровать
лежит как падишах почти в тюрбане
рычит когда присядешь на краю
кой черт его сюда притарабанил
на голову несчастную мою
теперь вот лай или ищи другую
квартиру с обстановкой или без
но дверь запломбирована впустую
и ты в гробу а пес в кровать залез
Новая осень
Где звук надувшись лопается разом
из бронзовой трубы на волю прыгнув
фарс испаряется светлеет разум
в опасные опять играешь игры
там спички пальцев нам не опаляют
там гуру палкой по башке не хватит
туда летит барсук хвостом виляя
и женщина летит когда погладят
с иной трубой залезешь на трибуну
желая бронзу отличить от меди
и бонзу посылаешь на три буквы
бывает медь отличная на свете
труба зовет ждет нового этапа
лети как листик за хвостом барсучьим
со спичками играй и женщин лапай
покуда мир не обернулся сучьим
найдешь и лед и медь и серебро ты
сквозь них пробившись откопаешь злато
не только как зарплату за работу
ведь скоро осень а у ней цыплята
После полуночи
Вышла пятница кончилась полночь
все живое бессильно повисло
все гирлянды петарды и елочки
лунный луч разрушает мениски
ах mens sana in corpore sano
тут давно все погасло и скисло
только теплится что-то устало
тускло светятся буквы и числа
на надгробии вроде бы даты
день рожденья день смерти день свадьбы
депутатского сроки мандата
хорошо бы его отозвать бы
Автобус
И аистиное гнездо и ласточку
через неделю заберет автобус
возьмут меня и рот заклеют пластырем
да понадежнее не слышать чтобы
как все еще бормочет там язык
картежникам и неслухам проклятья
молитвы мантры как давно привык
но очень скоро научусь молчать я
с слепою ласточкой и червяком
вам посылать не стану телеграммы
и ты не плачь когда меня рывком
из сердца вынут точно гвоздь программы
Наблюдения
Из воска синий свод небесный сделан
он как кленовый затверделый сок
гуляет там олень и мишка белый
молчат собаки небосвод высок
он восковой но стоны и молитвы
упруго экранирует назад
и даже метеоров монолиты
сквозь эту синеву не пролетят
молений молний не увидят боги
покойникам не спится под землей
навозну кучу видя на дороге
приятель знай ты встретился со мной
Розы и помидоры
Я буду помидорами закидан
весь мир театр простите господа
здесь все не так не здорово для виду
нечестно и исчезнет без следа
пока слежу аврору бореалис
и на восток не рухнул головой
я ваш король по-нашему karalius
я с вами господа а вы со мной
пусть вас смешит мой голос неуместно
а также страсти пьяного пьеро
в финале обнимаю я невесту
на шляпе развевается перо
пускай никто не знает пьесы в целом
сломалась шпага надо навострить
на битву где душа дерется с телом
чтобы на сцене яростно царить
шоу маст гоу он о чем тут разговоры
вы трупы вы играете в игру
раз нету роз да будут помидоры
на сцене я живу на ней умру
Я Литва
Я тихий шум давнишних сосен слышу
за местным дауном пристально слежу
латаю прохудившуюся крышу
и все под тем же деревом сижу
народ на стройках гравий бодро сыплет
природа глупостями занята
а у меня ни социальных выплат
ни почестей ни славы ни черта
и так цветет проклятая акация
что от нее кружится голова
так ты поэт деревья удивятся
а я отрежу кратко я литва
и согласятся голуби и дауны
почуяв что запахло колбасой
в ответе этом нет ни капли правды
а только дождь косой или босой
Шары
Играл в колеса в пузыри в шары
увлекся этой чудною игрою
нет в мире совершеннее игры
я сам себе завидовал порою
их гладкостью плененный как атлет
я жиром от котлет себя намазал
не страшен мне стигматов вредный бред
и коррумпированности зараза
что портит девок в общем неплохих
желающих с буржуями романов
в конце концов я сел писать стихи
стал во главе союза графоманов
они давай куститься токовать
метать икру в просторы интернета
горация берут с собой в кровать
к шарам однако интереса нету
о круговая сущность колеса
в нарезанном на кубики пространстве
скрипит лебедка рушатся леса
ютуб не рулит сколько не старайся
я как всегда все делал лучше всех
мне эти игры легкая разминка
какая красота какой успех
но больше всех мне нравятся фламинго
Боги
Я каждой ночью умираю вновь
бог сумерек берет меня за горло
и стоны мои слышат стаи сов
и сердце в чащу сыч уносит черный
к проклятым переломанным теням
глаза в бутылке шаг цепями скован
вся ночь мешок а в нем трухлявый хлам
и что ни ночь я с ними четвертован
так правит ночью сумеречный бог
но слава богу бог другой бывает
алеющий небесный ветерок
меня из праха лепит собирает
из неживых бесформенных кусков
освенцимского сдавленного крика
я снова в теле дышащем готов
серебряными часиками тикать
о дивный бог сияющего дня
себя дающий смысл и силу славить
не попусти теням небытия
во мне крыла когтистые расправить
Жизни
О сколько этих жизней новых старых
бытий и небытий могло пройти
а губ твоих цветок все так же ярок
и перламутром роза на груди
я словно змеи сбрасываю кожу
и в белый свет вонзаюсь головой
идет другая жизнь а в ней все то же
и снова ты и вновь с тобой другой
никто не знает как я в жизни первой
тебя любил бессменно много лет
и все равно на всю любовь и верность
ты отвечала мне холодным нет
никто тебя не видел в смертный час мой
над гробом у начала всех начал
и снова жизнь менял я как перчатку
и в новой жизни вновь тебя встречал
в круговороте душ и тел усталом
ответ всегда бесстрастен и жесток
насколько твое сердце стало старым
один лишь знает губ твоих цветок
Герасимова
Анна Георгиевна (Умка), р. 1961 — филолог,
переводчик, автор стихов и песен.
Исследователь и публикатор обэриутов
(Введенский, Вагинов, Хармс), переводчик
литовских поэтов и американских битников.
С рок-группой и в одиночку гастролирует
по всему миру, живет в Москве.