ОТ НАРЕЧЬЯ К НАРЕЧЬЮ

Похвала полярной крачке

    Владимиру Мельнику и Валерии Куватовой

В час, когда по пустыне гуляет ветер
и поземка метет родные поляны,
рассказали вы нам, что живёт на свете
длиннокрылая птица широт полярных.
Когда в Арктике вслед за бессонным летом
на полгода зима темноту приносит,
эта птаха летит через всю планету
на полярный юг, на светлые ночи.

Под крылом её плещет праздник природы,
и цветёт, и щебечет самозабвенно —
благодатные земли, тёплые воды,
изобильных лесов кудрявая пена.
Но она изобильем себя не холит,
в благодатных морях крыла не омочит,
а летит за экватор, за тропик, в холод,
на полярный день, на светлые ночи.

Кто-то смотрит с земли, из комнатки тесной
за полетом ее следит неустанным —
и склоняется вновь, упрямый, безвестный,
над строкой, над палитрой, над нотным станом.
Он богатства не нажил, славы не просит
и любви не дождется. Смешным и странным
он слывет — но труда своего не бросит.
Покружи и помедли в полёте вольном,
звонким кликом приветствуй тех, одиноких,
кто навек променял тепло и довольство
на провидческий свет, не знающий ночи.

2016 — 2017,
оазис Харга — Луксор — Каир — Москва


Немного экологии

На улицах серо и зябко,
и дождик сочится с высот.
По Пушкинской площади бабка
пакетик с грибами несёт.

…Во время бесцветное оно
на собственном опыте мы
открыли «закон шампиньона» —
процесс восхожденья из тьмы.

По логике вечной природы
вершится «прорыв из-под глыб»:
чем толще и твёрже преграды,
тем больше получится гриб.

И вот он асфальт пробивает —
и вырос, свершился, возник!
Мы знаем, как это бывает,
и знаем не только из книг.

Но чтобы восстать и исполниться,
гигант-переросток впитал
всю скверну и чад мегаполиса,
и газ, и тяжёлый металл.

Не ешьте! Не пейте отвара!
Отравят, задушат тоской
грибочки Страстного бульвара,
исчадья земли городской.

…Железные ритмы грохочут
над толпами, в сводах пустых,
и постмодернисты бормочут
чернухой протравленный стих.

И тьму без надежд, без просвета
малюют всё злей, всё щедрей —
но только ли, только ли это
задумано, создано, спето
на теплой груди площадей?

Где исподволь, не вымогая
ни выгод, ни славы хмельной,
рождается песня другая
и дышит свободой иной.

Поднимется ветром крылатым,
развеет моторный угар —
и винным, сырым, горьковатым
осенней листвы ароматом
Страстной освежится бульвар.


Зимняя песнь гномов

                                           моей маме

Бела земля, в небесах черно,
И ели в снегах до пят,
И белым мерцаньем глядят в окно
То звезды, то снегопад.
И вместо духовных святых высот
Дана нам простая власть —
Чтоб землю лепить, ковать небосвод
И воды речные прясть.

Но кажется, тем и жива земля
В сплетенье древесных жил —
Не схваткой с неведомой силой зла
Загадочных темных сил,
А просто: закрыт ледяным замком
В глухих снегах января,
Сидит Демиург за своим станком,
Живую весну творя.
Я буду чертить и ваять весну,
Ковер травяной плести,
Леса воздвигать — а потом усну,
И будет другой в чести.
А всё, что творило нашей рукой
Бессмертное ремесло,
Получит в наследие род людской,
Познавший добро и зло.


На древнеегипетскую статуэтку

    _{Мудрое слово сокровеннее драгоценного зеленого камня,
    а между тем мы находим его у рабыни, которая мелет зерно.}
                                                                     «Поучения Птахотепа»

Я рабыня. Вон та, что мелет зерно.
Вся-то жизнь — от корки до порки.
К ночи так умотаюсь — в глазах черно,
руки ломит от зернотерки.
Но и нас осеняет высокий дух,
и в рутине труда дневного
я сперва про себя, а потом и вслух
изрекаю Мудрое Слово.

Вот пройдет мимо кухни важный писец
и его на ходу услышит,
и достойным сочтет, и в свиток внесет,
и, конечно, себе припишет.
Не чумичке безродной такая честь —
понимаю, не жду иного.
Важно только одно: отныне ты есть
и не сгинешь, Мудрое Слово.

В двадцать пять я увяла, в тридцать умру —
не зажиться в нашем сословье.
Не начертят хвалу моему уму
на пустом, сухом изголовье.
Но, мерцая, меняясь в людской молве,
возрождаясь из тьмы былого,
от наречья к наречью, из века в век
разнесется Мудрое Слово.

Ты зачем возвратился — забыл ли что?
И зачем, посетитель редкий,
неустанно глядишь и глядишь в лицо
малой глиняной статуэтки?
Позабудь экспонаты, в себя всмотрись
в тишине музейного зала.
Помнишь самый любимый свой афоризм?
Это я когда-то сказала.


Размышления в старом Виттенберге