Сериалы с Ириной Светловой

Мысли мои как тени в ночи

 

                                                    Просторней голубых Небес

                                                    Мой мозг во много раз —

                                                    В себя он с легкостью вместит

                                                    И небосвод, и вас.

Эмили Дикинсон

 

Гностический миф рассказывает о Софии — мудрости Божьей, которой изначально было открыто все божественное знание, но, для того чтобы его постичь, она должна была все забыть, «отемниться» относительно всего, что было известно ей прежде, создав тем самым дихотомию материи и духа. Нечто подобное проделывает со своим сознанием главная героиня немецкого сериала «1899» (2022, 1 сезон, 8 серий), чье имя — Мора (Maura), родственное слову «мавр», недвусмысленно указывает на то, что она блуждает во мраке в поисках истины.

В первых кадрах на фоне густого тумана, символизирующего скрытость смыслов как от героев истории, так и от зрителей, звучит стихотворение Эмили Дикинсон «Просторней голубых Небес», в котором поэтесса размышляет о человеческом разуме как инструменте Бога, призванном не только оценить Творение, но и вместить высоту небес и глубину океанов. На первый взгляд может показаться, что эти строки звучат иллюстрацией к сфере профессиональных интересов Моры, занимающейся исследованиями в области деятельности головного мозга, но помимо этого они служат и одним из многих ключей к пониманию замысла, которые в ткани повествования разбросали создатели сериала Янтье Фризе и Баран бо Одар, запомнившиеся зрителям по нашумевшему сериалу «Тьма» («Dark», 2017 — 2020).

Поначалу авторы этой странной и запутанной истории уводят наше восприятие по ложному пути, демонстрируя флешбэки, в которых Мора Франклин (Эмили Битчем, очень похожая на молодую Николь Кидман) видит себя заключенной лечебницы для душевнобольных, где ее подвергают воздействию неких психотропных веществ. Эти повторяющиеся травмирующие сцены наводят на мысль, что молодая женщина пережила в прошлом какое-то столь ужасное несчастье, что ее сознание пытается вытеснить воспоминания о нем, заменяя их более благополучной картинкой. Поскольку мы не видим, каким именно образом Мора выскользнула из своего узилища, носящего издевательское наименование «Душевное здоровье», и оказалась в каюте корабля, мы можем предположить, что, несмотря на явственные следы пут на запястьях и лодыжках, один из этих пластов реальности, между которыми она перемещается, пересекая границы сновидения, является порождением ее раненого сознания. Напоминающий Ноев ковчег пассажирский лайнер «Цербер», везущий разноязыкую толпу из Европы в Америку в 1899 году, все больше кажется мудреной декорацией, скрывающей от Моры настоящее положение дел, а длинный отъезд, позволяющий увидеть Мору на палубе огромного океанского парохода, вновь возвращает нас к стихотворению Эмили Дикинсон, в котором говорится о мозге, охватывающем все сущее.

Не только Мора, но и другие участники плавания находятся во власти пугающих видений, заставляющих их относиться к происходящему с настороженным недоверием. Каждая серия начинается с болезненного пробуждения одного из действующих лиц от преследующего его кошмара, причем все они, как Нео из первой «Матрицы», слышат призыв проснуться. Капитан Эйк Ларсен (Андреас Пичман) не может забыть погибших жену и дочерей, призраки которых постоянно являются ему. Люсьена (Йонас Блоке) преследуют страшные воспоминания о войне, в которой он участвовал. Датчанка Туве (Клара Розагер) носит ребенка, ставшего плодом жестокого изнасилования. Линь И (Изабелла Вей) стала невольной причиной гибели своей подруги. Парочка гомосексуалистов путешествует под видом братьев. Все они стремятся в Америку, чтобы начать новую жизнь там, где никто не будет интересоваться их темными тайнами. Но парадоксальным образом, несмотря на детальные картины прошлого, которые постоянно оживают перед их мысленным взором, никто из них не помнит того момента, когда ступил на борт корабля.

Как и в сериале «Мир Дикого Запада»^[1], главные герои которого проходили извилистый путь к осознанию своей подлинной природы, персонажи сериала «1899» пытаются соотнести то, что они видят, с привычными представлениями о реальности, но раз за разом терпят в этом неудачу. Взбесившиеся компасы, необъяснимые скачки в пространстве и времени, беспричинные смерти, пугающие структуры, пронизывающие корабль, — не поддаются логическому осмыслению. Красноречивое название корабля — «Цербер» — намекает на то, что они являются не пассажирами, но пленниками, которым страж преисподней не позволяет переступить край отведенной им зоны, разве что сбежав в собственные кошмары. Замкнутое пространство корабля все больше кажется полем какого-то жуткого психологического эксперимента типа «Куба», «Бегущего в лабиринте» или «Разделения» («Severance»)^[2], участникам которого предлагается самим разгадать правила игры, в которой они себя обнаруживают. Несколько раз в каюте Моры наше внимание привлекает книга Кейт Шопен «Пробуждение», изданная как раз в 1899 году и интересная в данном случае не своим социальным феминистическим содержанием, но красноречивым названием, требующим воспринять окружающее в качестве навязанного кем-то сна. На виртуальный характер происходящего указывает и сопровождающая титры анимация, в которой персонажи, корабль и сама водная гладь разбиваются на однородные цифровые кирпичики.

Необъяснимые события нарушают размеренные будни путешественников после обнаружения пропавшего несколько месяцев назад парохода «Прометей», весь экипаж и пассажиры которого непостижимым образом исчезли, за исключением молчаливого мальчика, с непонятной тоской глядящего на Мору. Найти ребенка ей помогает проводник-скарабей, взламывающий иллюзорный мир корабля и прокладывающий пути между различными ярусами иллюзии. Английское слово «жук» («bug») еще до изобретения компьютеров стало синонимом технического сбоя. С помощью этого хитроумного «бага» и других нарочито странных ретрофутуристических устройств неизвестно откуда появившийся муж Моры Дэниэл (Анейрин Барнард) пытается извлечь ее из наведенного морока, но она не узнает его, хоть его лицо и кажется ей знакомым, и еще глубже увязает в назойливой галлюцинации, запутывая и остальных.

По мере развития действия, кажущегося поначалу вполне реалистическим, множится количество деталей, выглядящих подсказками, что невероятные, противоречащие физическим законам события управляются кем-то извне. Призрак погибшей дочери капитана Эйка напевает песенку, странные слова которой перекликаются со стихотворением Эмили Дикинсон и намекают на принципиальную неразрешимость этого ребуса: «Мысли мои как тени в ночи. Никто их не знает, никто не поймет». Повсюду в материальном мире, окружающем персонажей, встречается перевернутый вершиной вниз перечеркнутый треугольник: на одинаковых конвертах, присланных неизвестным отправителем, в дизайне ковров и женских украшений, на ленте телетайпа и, наконец, на люках тайных ходов, необъяснимо ведущих в различные места за пределами корабля. Этому символу, соответствующему в алхимической традиции знаку земли, противостоит форма пирамиды, в которой таится возможность разрушения иллюзии. Мальчик с надеждой протягивает Море небольшой тетраэдр, который только она может отомкнуть ключиком, чье назначение укрыто в ее памяти. Гигантская конструкция пирамидальной формы появляется на том уровне симуляции, который ближе всего к выходу из нее. С древнейших времен пирамида воплощала идею восхождения от низшего плана множественности и раздробленности сознания к высшему пониманию единства. В таком контексте указывающий вниз перечеркнутый треугольник читается как образ замутненности ума, насильно привязанного к низшим материальным уровням бытия. В момент пробуждения от кошмаров мы видим в зрачках героев черный треугольник. Вращающаяся камера словно переворачивает его с вершины на основание, обозначая возвращение из одурманенного состояния сознания.

В полном соответствии с учением гностиков, героев сериала можно разделить на гиликов, психиков и пневматиков. Абсолютное большинство персонажей вне зависимости от их происхождения, образования и социальной принадлежности относятся к категории гиликов или соматиков, восприятие которых полностью детерминировано материальной стороной сущего. Несмотря на то, что они сталкиваются с явлениями, радикально противоречащими их представлениям о вероятном, они упорно следуют своим историям, защищаясь от необъяснимого фразой: «Этого не может быть!», которая буквально повторяет максиму, заложенную в сознание антропоморфных роботов из парка «Мир Дикого Запада», чтобы удержать их разум в рамках иллюзии. Они являются простыми строчками кода, поэтому их легко выключить, перезагрузить, стерев их воспоминания о предшествующей сюжетной петле, в которой они также плыли на корабле, только назывался он тогда по-другому. К типу психиков, пытающихся постичь законы мироздания с помощью веры, относится супружеская пара фанатичных фермеров из Дании, родителей Туве, считающих любые, даже самые ужасные события, проявлением божественного провидения. Но их религиозность не позволяет им полностью отринуть физические чувства и постичь подлинную реальность. Единственным пневматиком, духовным существом, способным возвыситься над видимым миром и пробудиться к истинному знанию, оказывается Мора, но открывшаяся ей в этом прозрении картина значительно сложнее, нежели она предполагала, считая себя жертвой чужой злой воли. Какое-то время в странствиях по смоделированным кем-то мирам Мору сопровождает капитан Эйк, и нам может показаться, что он также близок к пониманию того, кто является кукловодом этой абсурдной пьесы, но, как и другие персонажи, он остается привязан к чувственному восприятию мира, и в конце концов его просто выключают, как испортившийся и ставший ненужным механизм.

Постепенно нам открывается, что причиной омраченности сознания Моры, вероятно, является ее сын Эллиот, которого она поначалу не узнает, принимая, как и остальные, за единственного, таинственным образом выжившего пассажира корабля «Прометей». Ряд отрывочных эпизодов позволяет предположить, что сын Моры и Дэниэла страдал от какой-то неизлечимой болезни, от которой его не удалось спасти: следуя за героями в их блужданиях по виртуальным пространствам, мы несколько раз видим простой могильный крест, под которым расположена первая симуляция, созданная Морой и ее мужем и воспроизводящая детскую комнату Эллиота. Охваченная отчаянием, Мора некогда сделала сыну инъекцию некоего черного препарата, позволившего его сознанию выйти за пределы чувственного мира, однако параллельно с этим веществом существует и его противоположность, возвращающая стертые воспоминания. Два шприца с белой и черной жидкостью, хранящиеся в одном футляре, на которых неоднократно фокусируют наше внимание авторы, напоминают красную и синюю таблетки, которые Морфеус протягивает Нео, чтобы тот либо остался в Матрице, либо осмелился развеять иллюзию.

О двух пилюлях, способных сделать тебя большой или маленькой и изменить сознание, говорится и в композиции Элиота Самнера и Бена Фроста «Белый Кролик», которая является ремиксом знаменитой песни 1967 года группы «Jefferson Airplane» и сопровождает вступительные титры каждой серии. Оригинал этой песни, использованный в качестве музыкального сопровождения во многих фильмах, тоже прозвучал в сериале «1899», предлагая увидеть в неразберихе происходящего зазеркальный мир Алисы, провалившейся в кроличью нору. Этот намек, как и призыв проснуться, еще раз указывает на связь Моры с Нео и особенно с его вариантом из четвертой «Матрицы», где он оказывается заново погружен в симуляцию и где также был использован этот сингл. На виртуальный характер происходящего намекает и номер каюты Моры, состоящий, как цифровой код, из единиц и нулей. Сходство пути, который проходит Мора, с инициацией Нео столь велико, что некоторые поклонники культового фильма даже предположили, что «1899» рассказывает нам историю появления первого Избранного, оказавшегося способным выглянуть за пределы Матрицы.

Хакерская атака Дэниэла, предпринимающего отчаянные усилия, чтобы взломать систему и не позволить отцу Моры (Антон Лессер) снова стереть ей память, приносит известные плоды, и к Море возвращаются фрагменты воспоминаний, позволяющие ей осознать, что ключом к ее ментальной темнице является она сама. Нечто подобное происходит с Долорес из четвертого сезона «Мира Дикого Запада», когда она обнаруживает, что представляет собой управляющую программу, эмитирующую мир, который она сама воспринимает как реальный. Отец Моры, которого она подозревает в том, что он закрепостил ее сознание, рассказывает, что в детстве она была заворожена идеей Платоновой пещеры, где люди принимали за реальность тени на стене, поскольку доверяли своим органам чувств, не имея иного опыта, и, повзрослев, осуществила ее на неизмеримо более сложном уровне, создав подробно проработанный иллюзорный мир, границы которого неразличимы для тех, кто оказался внутри. Притча о пещере Платона подсказывает одну из возможных трактовок названия сериала. Цифры 18:99 указывают на 18 суру Корана, повествующую о мудрецах, проспавших в пещере 300 лет, прячась от жестокого правителя, и ее 99 аят, говорящий о большом количестве людей, принадлежащих к разным племенам и собранных в одном месте. Как и герои этих двух легенд, персонажи сериала также находятся в состоянии сна, который они принимают за реальность.

Благодаря загадочным манипуляциям Дэниэла Море удается разбить оковы сконструированного ею самой миража, но пространство, в котором она оказывается, одновременно радикально отличается от реалий морского путешествия через Атлантику и в то же время очень походит на него. Подобно тому как европейские эмигранты конца XIX века стремились в вожделенную, но незнакомую заокеанскую страну неограниченных возможностей, Мора обнаруживает себя и своих спутников на космическом корабле в 2099 году, двигающемся навстречу неизведанному. Столь резкий слом сюжетной парадигмы вызывает сомнение в том, что Мора пробудилась окончательно, а не была направлена на новый уровень игры братом Кираном, оставившим ей ироничное послание: «Пусть кофе взорвет твой мозг, прежде чем это сделает реальность» («May your coffee kick in before reality does»). Эта двусмысленная фраза уже встречалась нам: она была бесконечно повторена на страницах всех хранящихся на борту «Цербера» книг, поэтому и в новом контексте она звучит ироничным намеком на то, что Мора все еще находится под властью собственных химер. Другая фраза, которой невидимый Киран приветствует пробудившуюся сестру: «Добро пожаловать в реальность!» — снова отсылает нас к «Матрице»: этими же словами Морфеус приглашал Нео в подлинный мир.

Однако вопрос о том, действительно ли Море удалось вырваться в окончательную реальность или же из одной ловушки она угодила в другую, остается открытым. Космолет, на котором мы расстаемся с Морой в финале, носит то же название, что и корабль, с которым столкнулся «Цербер» и откуда нелегальным образом перебрались муж и сын Моры, — «Прометей». В противоположность трехголовому адскому псу этот герой древнегреческой мифологии связан с идеей освобождения порабощенного человечества и в этом смысле может указывать на подлинное пробуждение Моры, придумавшей средство сделать годы путешествия менее утомительными для погруженных в гиперсон участников миссии выживания. С другой стороны, сценарии, предложенные для космических странников, столь мучительны для них самих, что вряд ли могли быть придуманы кем-то просто ради развлечения. К тому же длинный отъезд камеры, позволяющий нам увидеть огромную космическую станцию, на которой очнулась Мора, рифмуется с аналогичным планом, показавшим ее на борту «Цербера», а в зрачке у нее снова маячит треугольник, как и во всех прочих случаях перехода между различными этажами сознания, ни один из которых не ведет в реальность.

К сожалению, несмотря на зрительский успех и благожелательные отклики критиков, сериал не будет продлен, хотя ранее его создатели делились в прессе своими планами продолжить повествование еще по крайней мере в двух сезонах. Теперь многие намеки, оставленные в сериале в расчете на развитие, зрителю придется трактовать самостоятельно. Предоставленные сами себе, мы можем на свободе поразмышлять о том, кто же на самом деле и с какой целью сотворил эту хитрую головоломку, распутывание которой лишь приводит в новый лабиринт. Поскольку все фигуры, так или иначе связанные с созданием фантомных миров, являются родственниками Моры — ее отец, брат, муж, сын, — то справедливо предположить, что все они представляют собой ее ложные личности, при посредстве которых она пытается сбежать от самой себя и некой травмы, которую ей удалось так глубоко скрыть от своего разума, что она никак не проявляется в сюжетах, сконструированных ее защищающим сознанием. Отсутствие этих важнейших для нее людей на космическом корабле, хотя здесь она видит спящих Эйка, Люсьена, Линь И и других, кажется необъяснимым, особенно в свете слов Дэниэла, уверявшего Мору, что после пробуждения он непременно будет рядом с ней. Даже загадочный Киран, судьба которого так волнует Мору, присутствует в этом новом мире только в виде надписей на дисплее. Возможно, истинным является не скрытое событие, а клиническое безумие, которое Мора так яростно отрицает, и она одна в этом театре воображаемых теней подобно героине фильма Кристофера Нолана «Начало» («Inception»), которая перепутала реальность и созданную ею же самой имитацию. В таком усеченном виде, лишенный авторского продолжения сериал «1899» напоминает незаконченный роман Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда», над разгадкой которого до сих пор бьются литературоведы.

Как и у пленников Платоновой пещеры, у героев сериала нет достоверных инструментов для разграничения иллюзии и реальности. История изложена таким образом, что зритель лишен оснований считать один из пластов повествования более достоверным, нежели остальные. Каждый из срезов реальности, в которых обнаруживает себя Мора, содержит в себе некие трещины, пройдя сквозь которые она оказывается в некоем альтернативном мире, в свою очередь разоблачающем собственную иллюзорность. Черная Богиня, отпавшая от создателя, чтобы познать его замысел, заблудилась в дебрях собственной выдумки, и любое решение собственной загадки отныне будет казаться ей промежуточным.