* *
*
Странные люди в ворота стучат
и предлагают на выбор все лето
еле живых долговязых курчат,
скраденных на птицефабрике где-то.
Баба огромная, как каланча,
и мужичок, по всему, слабосильный,
что-то щебечущий, весь трепеща,
в точности, как телефончик мобильный.
Как сочетаются, трудно сказать,
малосопоставимые вещи.
Нужно попробовать зарифмовать
с елками-палками гвозди и клещи.
* *
*
Пока мы ломали сирень,
и мяли траву луговую,
и, шапку надев набекрень,
смотрел я во тьму ледяную,
немало воды утекло
и копий поломано было.
Невольно, когда рассвело,
перо окунул я в чернила:
Я знаю, что времени нет,
что память быть может короткой,
но тянется, тянется след
чуть свет за прогулочной лодкой.
* *
*
За несколько минут перед дождем,
который зарядил потом надолго,
последний раз, дохнув в лицо огнем,
гром грянул на окраине поселка.
Зерно от плевел отделить труда
не представляет, видимо, большого.
За своего, подумал я тогда,
у нас не примут ни за что чужого.
* *
*
Еще до заутрени, в пору, когда
роса выпадает в осадок,
с соседом, героем войны и труда,
случается нервный припадок.
Зубами скрипит и ногами сучит
во мраке от боли фантомной.
Канат, обмотавшись вкруг вала, трещит
так на переправе паромной.
Он верой и правдой уже послужить
не в силах родимому краю.
Вот-вот оборвется железная нить,
прочнее которой не знаю.
* *
*
Я буду приходить к тебе во сне
по старой, устоявшейся традиции,
с поспешностью излишней не по мне
сдавать свои недавние позиции.
С упорством неизменным всякий раз
я стану возвращаться легким шорохом,
вдруг свет погаснет или вспыхнет газ
на кухонной плите бездымным порохом.
* *
*
Неопределенность положения
донимает нас, как непогода,
когда в небе страшное брожение
вызывает фронт второго рода.
Этот термин нематематический
иногда на память мне приходит,
в нем я ощущаю смысл мистический,
что меня в смущение приводит.
Потому как, будучи отравлены
с малых лет плодами просвещения,
верим, что драконы обезглавлены
все до одного, без исключения.
* *
*
Конный разъезд на аллее заглохшего парка.
Солнце вовсю припекает, в разгаре июль.
Тяжко становится к вечеру — душно и жарко.
Трудную службу несет милицейский патруль.
Кони ногами так медленно перебирают,
что поневоле мне кажется, будто плывут.
Гривы дремучие водоросли оплетают,
будто бы легкие, тонкие сети плетут.
Краем оврага дорога немного короче,
круче хотя, чем вдоль русла сухого ручья.
Всадники скачут и скачут с утра и до ночи.
Засветло, в сумерках ранних с мечом судия.
* *
*
На замок я запер дверь.
На щеколду.
Как ни странно,
но растет число потерь
в нашей жизни постоянно.
Будто тащат без конца
все подряд.
По крайней мере
боевых наград отца
безвозвратной жаль потери.
* *
*
Может, лишнего и не пил,
а головушка болит
оттого, что это пепел
нынче по ветру летит.
То, что чудилось когда-то
в долгих песнях, до сих пор
слышу, как звенит лопата,
как чуть свет стучит топор.
Как в любую непогоду
мужики и бабы тут
в мерзлой глине ищут воду,
в ржавых бочках листья жгут.
Опубликовано в Журнале №7