ДРЕВНИЕ ВЕЩИ

Евгений Чигрин

Чигрин Евгений Михайлович родился в 1961 году на Украине. Долгие годы жил на Дальнем Востоке. Стихи печатались во многих столичных и региональных журналах и альманахах. Автор книги избранных стихотворений (М., 2004). С 2003 года живет в подмосковном Красногорске.

_*

ДРЕВНИЕ ВЕЩИ

_{Прогулка в Архангельском парке}

Весь княжеский жёлтым играет,

На ветках гаргульи ворон.

Химера рассудок толкает:

В какую хандру заключён

Вчерашний мальчишка? Ну что там?

Летучий голландец? Мечта,

Разбитая временем твёрдым,

Как максимой: всё суета…

И что мне до этого, что мне

Теперь — золотому вралю?

Такой настилается OMEN

Стекающих сумерек… Злу

Так хочется осенью много…

Мура. Замерещилось мне

В пределах кифарного слога,

Хранящего мифы в клешне.

И это привиделось? Ибо —

Всё так химерично вокруг:

И туча (плывущая рыба),

И тянущий скотское звук,

Как будто сигнальный аида

Поймал ворожение мест.

На статуе смята хламида —

Не Бахус? Скорее Гефест?..

Весь княжеский в тыквенном цвете,

В сиротстве, с которым на «ты»…

Какие же, в сущности, дети

Вот эти — в желтинках — кусты.

_{Джаботикаба}

На вывеске отцовской лавки, где Антон Чехов с братьями должны были сидеть с рассвета до полуночи, значилось: «Чай, кофе и другие колониальные товары».

Табачок ли, кофе, джаботикаба,

Да Цейлона дух в тепловатом ветре,

Вот такая тянет абракадабра,

Да болеет луч в сумеречном спектре,

Ибо свет крошится: драконит Север,

Ибо смысла мало: в строфе ли, в жизни?

И легко представить фрегат ли, сейнер,

Корабельщиков золотой отчизны.

И химера тянется одеялом,

И растёт луна дурианом Бога,

И скорей не старым, скорей — усталым

Я смотрюсь в себя: понимаю плохо…

И сдаётся что? Островное завтра,

Да цейлонский храм с головой слоновьей,

Рамбутан, ещё… Золотая мара

Расстилается в азиатском слове.

И раскрытый том чехонте — цепляет,

Фантазийный дух золотых колоний:

Человек в пенсне на дуде играет

И луну слегка подпирают кони

Мифологий и — девяти помощниц…

Этот старый ром забирает вволю,

И течёт звезда недалёких рощиц,

Как библейский свет к штилевому морю.

И фрегат ли? Джонка? Огни Коломбо?

Всё смешалось-спуталось-завязалось…

В толстопузой фляжке густого рома

Капель тридцать-сорок всего осталось.

Капель тридцать-сорок осталось… Мало?

Да каких ещё золотых орехов?

Укрывай меня химеричным, мара…

…вот вам кофе, чай и другое… Чехов.

_{Скрипичная музыка}

Татьяне Брагинской

…тёплую осень с джузеппе тартини —

Я доживаю. Сгущается синий

Воздух. Сгущается так…

Входит сливовая мгла подворотен,

Тащит из сказок фантомов-уродин,

Прячется хоббит в кустах.

Вечер такой, что тартини джузеппе —

Век мне свободы! — подметил бы в небе —

Метки, симптомы того,

Кто рассказал эту музыку, эту

Нотную песню, подобную свету?

…Свет ли? Смычка колдовство?

Это — смычковая музыка. Это —

Жёлтая осень. На донышке ветра.

Мойры печали прядут.

…охра, сомон, медно-красные были

В листьях, которые были и сплыли,

Были и плыли… Плывут.

Это 3.30 на ходиках жизни,

Стрелки, как голые ветки, повисли,

Вспыхнет? Потянется звук:

Духи несут эту музыку, эту

Нотную песню (немалую лепту)

Музы отъявленной дух.

Это смеётся в сознанье тартини

Дьявольской трелью, как будто в пустыне…

(Выверты разума? Бред?)

Кто же тогда эти тёплые рифмы,

Древние вещи, воздушные мифы

В матовый шепчет рассвет?..

_{CD: барочная семиструнная}

31 декабря 2010 года

…то ветер, натаскавшись в деташе^[1],

Кому-то катит сны и дифирамбы…

Шмелём ли плачут? Тянутся к душе? —

Вздыхают квартой бархатные гамбы.

Так обдают, что невозможна речь,

Пока смычок над формой грушевидной

Мерцает в сто, а может больше, свеч…

За окнами от белого не видно…

…так обдают, что непонятна жизнь

Без ощущенья Господа над нами,

Без музыки, в которой птичий смысл

Качается прозрачными стихами,

Прозрачными колышется, не в них

Щемящий рай подмигивает адом?

Я сам такой же — невесёлый стих

И что-то там… Короче, буду гадом,

Но буду переводчиком семи

Животных струн, которые всей гаммой —

Над адом? Парадизом? — до, ре, ми:

То — шелестят, то — подыхают гамбой…

_{* *}

_*

Там всадник фиолетовое сбросил…

_{(Из стихотворения «Погонщик»)}

В когтях уносят солнце топорки…

Дракон сопливых сумерек клубится,

Везенье тянут в лодки рыбаки

Да чаечка над ними серебрится,

Да видится весёлое «давно»:

Смешной гадес, безумье парадиза,

То красное, то белое вино…

В туземный бубен Маленького мыса —

Какой-то мальчик? — Ветер мёртвых лет? —

Постукивает так, что привиденья

Стекаются на сумеречный свет

Да лепится мотив стихотворенья.

Всплеснёт калан задумчивой волной:

Там гребешок, да бокоплав, да ёжик

Собою перелистывают дно,

На берегу то — крабики, то — дождик,

Который сам стихотворенье про —

Погонщика, полдневные пределы,

Самум, перегоняющий тепло,

Да всадник в фиолетовом. Химеры

Барханами, да ослик, да верблюд,

Да тонущий в песочном верблюжонок,

Да что-то бесконечное, как тут

Смотрящее созвездьями спросонок.

_{Слишком много стрелков}

Ольге Моисеевой

Засыпая, впадаешь в виденья, как тот пионер…

И покойный собрат говорит: порубежье, граница,

И зима открывает страницы жемчужных химер,

И, взлетая, темнеет в полёте нехитрая птица.

Эта птица — дикуша, почти перебитая здесь:

Слишком много стрелков, вот и вышла доверчивой амба.

Как же местно пуржит, ветер с моря (моряцкая весть?),

Обвивает позёмка, равно африканская мамба.

Этот остров меня прозевал-проморгал-проглядел:

Сахалинская муть и т. д. и т. п., и — подавно…

И какую-то музыку (Доуленд?) вызвать сумел,

И бренчит эта лютня, и плачет-смеётся, как Дафна.

Этот остров меня отпустил, но — приходит, кричит,

То дикушей дурной, то вонзается лампой маячной,

Я и сам эта птаха — крыло ли, сердечко болит?

Я и сам этот мир — колыбельный, сиротский, невзрачный.